Книга Песня песка - Василий Воронков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Год – это, конечно, маловато. Но, кстати, я сам приехал из небольшого города. Так что вполне могу вас понять.
Он поднялся из-за стола, вздохнул и протянул Ниву руку на прощание.
– Я вас услышал. Было очень приятно с вами пообщаться. Мы сообщим вам о нашем решении.
Нив возвращался домой в недоумении. На следующий день ему пришёл официальный отказ.
Согласно процедуре о переводах, с которой Нив детально ознакомился ещё в акаара-лая, заявление можно было подавать не чаще двух раз в год. В конце письма с отказом вежливо сослались на отсутствие «открытых позиций» и порекомендовали попытать счастье ещё раз.
Нив сделал пометку в календаре и прождал ещё полгода. Он постоянно думал о том, в чём ошибся на парикше – может, ему отказали, потому что он не смог внятно объяснить, с чего вдруг решил вернуться в Южный Хапур?
Спустя полгода Нив подал второе заявление, и приглашение на парикшу пришло уже через неделю.
На сей раз его принимал другой заамитр – гораздо моложе, в опрятном костюме, с редеющими волосами и необычно бледной кожей, которую в городе Нив видел только у больных. Он сразу не понравился Ниву – мужчина с бледным лицом нервничал, явно опаздывал куда-то, постоянно смотрел на наручные часы и нетерпеливо барабанил по столу пальцами.
– Значит, вы – в Южный Хапур? – спросил он, даже не поздоровавшись. – Расскажите для начала, чем занимаетесь на текущей позиции, но только кратко.
– Я работаю инженером в бюро анализа данных, – начал Нив. – В мои обязанности входит дешифровка сообщений, которые не прошли первичную обработку. В основном…
– Достаточно! – перебил его заамитр. – А вы на этой позиции меньше двух лет?
– Да, но…
– А вас не смущает, что это противоречит, скажем так, устоявшейся процедуре?
– Смущает, и я прекрасно понимаю, что моё заявление может показаться несколько преждевременным, но у меня в действительности есть очень…
– Да, и это, к тому же, ещё не первое ваше заявление?
– Да, но понимаете…
– Подождите! – Заамитр раздражённо взмахнул рукой. – Я и так всё прекрасно вижу, всё прекрасно понимаю и так далее. Давайте всё-таки перейдем к основным вопросам.
Он впервые взглянул Ниву в глаза. Нив невольно заёрзал в кресле.
– Что произошло? В чём конкретно ваша проблема здесь?
– У меня нет проблемы. Я бы, скорее…
– Тогда почему вы хотите перевестись? Не переводитесь!
– Я как раз и пытаюсь вам объяснить, – как можно спокойнее сказал Нив. – Если вы дадите мне возможность…
– Я не хочу слушать от вас пересказ того, что записано здесь! – Заамитр потряс папкой с личным делом Нива. – Я и так всё это слушаю по двадцать раз в день! Я хочу реальных ответов. У вас проблемы? Конфликты с кем-то?
– Да нет у меня никаких проблем и конфликтов!
– Что ж, как хотите. Рассказывать или нет – это дело сугубо ваше. Но в таком случае – это всё. Остальное есть в вашем личном деле, пересказывать его мне не надо. – Заамитр резко вскинул голову. – Удачного дня!
На сей раз, возвращаясь домой, Нив не сомневался в том, что ему снова ответят отказом. Официальное письмо пришло уже на следующий день.
«К сожалению, на настоящий момент в Южном Хапуре нет открытых позиций, которые соответствовали бы Вашему опыту и уровню компетенции. Мы будем рады рассмотреть Ваше новое заявление, если Вы решите его подать…»
Нив убрал письмо в стол и сделал очередную пометку в календаре.
Это превратилось для него в традицию. Он всегда специально отмечал в календаре те дни, когда можно было подать очередное заявление – обязательно чётные, как если бы это имело особое значение. А когда наступал день парикши, он брал на работе отгул, хотя мог бы прийти с заранее оговорённым опозданием.
Так продолжалось несколько лет.
Нив просыпался совсем рано, ещё до рассвета. Умывался ледяной водой, брился, надевал тщательно выглаженный праздничный костюм, даже если такая одежда была не по погоде, новые лакированные ботинки, которые не носил в обычные дни, и выходил из дома, когда только оживали после ночной спячки поезда.
Со стороны можно было подумать, что он едет отмечать какой-нибудь долгожданный праздник, день рождения, известный только ему юбилей, или же спешит на внеурочное свидание в самом начале серого буднего дня.
Эти поездки особенно сильно запоминались ему, как если бы путешествия в пустом поезде в сонную сумеречную рань имели даже большее значение, чем беседы с безразличным клерком о причинах, по которым он так хочет перевестись.
В вагонах было тихо, все места пустовали. Лишь надсадно скрипели вещатели, изрыгая электрическую музыку, да гудел ветер за окном. Самое заурядное везение, хорошее настроение очередного заамитра – Нива устраивало любое стечение обстоятельств, – и он будет вспоминать об этой поездке как о границе между его старой жизнью и новой.
Наверное, именно поэтому Нив всегда отправлялся ранним утром, когда ещё чувствовался успокаивающий холод ночи, а небо в вышине было тёмно-серым, с прозрачной палевой дымкой над крышами домов. Казалось, в городе начинается не опаздывающий за механическими часами рассвет, а мягкие вечерние сумерки, и последний поезд медленно увозит Нива на окраину, где его уже ждёт пассажирский вахат.
Пункт назначения – Южный Хапур.
Нив всегда приезжал слишком рано, и ему приходилось больше часа торчать в душном затоптанном плеве. Он сидел перед закрытой дверью, терпеливо ожидая, когда его вызовет секретарь. Ближе к началу приёмных часов появлялись другие люди. Некоторые пытались заговорить, рассказывали о задуманных переводах, но Нив всегда неохотно делился планами. Ведь это плохая примета – говорить о том, что ещё не произошло.
Парикшу всегда проводили разные люди. Ни разу Нив не попадал к одному и тому же заамитру, как будто это планировалось умышленно, по причинам, о которых ему оставалось только гадать. Результат, однако, всегда был неизменен.
Нив часто думал, что отвечает неправильно, что те, кто умудряется добиться желанного перевода на первой же парикше, умеют подбирать более уместные ответы – им известно обо всех этих бюрократических формальностях что-то такое, о чём он сам за все прошедшие годы так и не удосужился узнать.
В роли заамитров обычно выступали мужчины, хотя однажды Ниву попалась женщина средних лет с сединой на висках.
Нив тогда волновался сильнее обычного.
Он поздоровался, остановился в дверях и неловко улыбнулся, не решаясь даже зайти в кабинет. Женщина пригласила его небрежным жестом. Башмаки Нива, купленные за день до собеседования, поскрипывали при каждом шаге.
Он остановился у стола. Ему предложили сесть. Он сел.
У кресла не было подлокотников, и Нив не знал, что ему делать с руками – он пробовал сцепить их на груди, положить на колени, даже засунуть в карманы брюк.