Книга Сезон мести - Валерий Махов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Крот, не нарывайся. Моя душа — не проходной двор и не привокзальный Дом колхозника. В ней нельзя гадить и остаться на одну ночь.
— Я тебе так скажу, товарищ будущий майор. Разница между нами — за век не обосрать. Ты думаешь, если система подотрется тобой или срыгнет в какой-нибудь Соликамский Белый Лебедь[6], ты выживешь? Да зуб даю, ни хрена. Ты даже не сможешь стать жемчужиной какого-нибудь козлячьего гарема. А будешь честно и скромно тянуть нелегкую лямку рядового секс-раба, эдакого смазливого мальчика по ночным вызовам.
— Заткнись, урод.
— Что, сука, проняло? Как в зеркале отразилось? — громко, чтобы слышали другие, спросил Крот. — А что за вонь? Кто-то обдрыстал себе ляжки? — Ухмыльнувшись, он выразительно посмотрел на Антона.
В тот же миг Крот повалился на пол от удара и инстинктивно выхватил пистолет. Остальные бросились их разнимать.
— Это из-за вас, дуболомов старых, нас называют легавыми! Это вы привыкли бить человека, когда он в наручниках, и затягивать смирительную рубашку, пока горлом не пойдет кровь! Вы предпочитаете пользоваться старым добрым, а главное проверенным другом всех оперов — противогазом вместо непонятного и безболезненного детектора лжи! — истерично кричал Антон. — А я не хочу лягаться с беззащитными и безответными. Если дуэль не на равных, то это и не дуэль вовсе, а убийство.
— Да пошел ты.
— Деда благодари, что еще жив.
В дверях появился начрайотдела Потапов.
— Вы что, детки, в солярии перегрелись или в джакузи перекупались? — сердито закричал Потапов. — Ну-ка, смирно! Привести себя в порядок! И помните, если хотите и дальше со мной работать, что офицер милиции, даже лежа под образами — на столе ногами к двери, — не должен забывать, кто он и что он. Завтра в десять оба в моем кабинете. Антон, прими соболезнования. Кротов, прими поздравления — твой рапорт об увольнении подписан.
Потапов ушел, ни с кем не прощаясь, декламируя себе под нос:
— Тоша, давай проедемся, — предложил Вадим, беря под локоть Антона.
На стоянке у ресторана было много машин, и братья не сразу отыскали шестерку Антона.
— Забыл спросить, что у тебя с лицом?
— Утром брился с бодуна, — отмахнулся Антон.
— Утром брился, а кровь только сейчас пошла. Ты что, прибалт?
— Я приболт. Я только сейчас понимаю, что на каждый хитро привинченный болт есть не менее хитро закрученная гайка, — ответил Антон, открывая перед Вадимом дверь машины. — Садись.
— Ты про шайбу забыл, — сказал Вадим, отпустив условным знаком руки свою машину вместе с охраной, и с брезгливой опаской опустился на пассажирское сиденье «ВАЗа». — Ты уверен, что справишься с управлением? — недоверчиво спросил он брата.
— Не волнуйся, справлюсь. Есть вещи, которые я могу делать в любом состоянии — драться, стрелять, водить машину и кувыркаться на заднем сиденье мне под силу даже в третьей стадии алкогольного отравления.
— Тоша, нам нужно серьезно поговорить.
— А почему здесь, а не в твоем «БелАЗе»? Там места много и комфорт, как в «шаттле».
— Ни в ресторане, в присутствии посторонних, ни в моей машине это невозможно.
— Неужели есть темы важнее, чем смерть отца?
— Не важнее, а страшнее, Тоша. Поехали, по дороге все расскажу.
Антон завел двигатель. Внезапно двое нищих труболетов, собиравших бутылки на стоянке, подошли к отъезжающей машине, и один из них стал просить у Антона милостыню, а другой с той же просьбой обратился к Вадиму. Грязные, оборванные, разящие жутким перегаром и давно не мытым телом, «бывшие» люди производили довольно жалкое впечатление.
Вадим достал мелочь и не глядя бросил попрошайке. Но монеты выпали из неловких рук бомжа и рассыпались по тротуару. Антон, чтобы не рисковать, дал несколько бумажных купюр. Услышав в ответ массу благодарностей и дождавшись, пока счастливая и довольная команда соберет всю добычу, братья отъехали от ресторана.
— Не интригуй, Вадик, рассказывай.
— Если коротко, то и моей, и твоей жизни угрожает опасность…
Пока Вадим говорил, Антона не покидало чувство смутного беспокойства. На подсознательном, ментовском, уровне он испытывал какой-то дискомфорт. От мыслей, ворочавшихся на горошине жуткого сомнения, становилось тревожно.
И не рассказ Вадима беспокоил Антона, а какие-то другие, с ним лично происшедшие события. И вдруг Антон понял, что было не так!
Ногти! Ногти оборванца, покрытые бесцветным лаком, и хорошо ухоженные, хотя и грязные, руки. Небритые, вонючие, опустившиеся люди с маникюром — это абсурд…
И в этот момент раздался громкий хлопок. Сработало взрывное мини-устройство, закрепленное магнитами на правом верхнем рычаге шаровой опоры. Опора вылетела, машина, полностью потеряв управление, трижды перевернулась с крыши на колеса и встала набок.
Антон очнулся от тишины. Такая тишина, наверное, бывает ночью в одиночной камере. Привидится же такое, прости господи. Но через секунду осознав, что он находится в больнице, Антон вспомнил все. На его крик тут же прибежала медсестра.
— Вам нельзя вставать. У вас травма головы и тяжелейшее сотрясение мозга. И при этом вы счастливо отделались.
— Где Вадим? Что с братом?
— С ним все в порядке, он в реанимации, — слишком быстро и радостно для того, чтобы это было правдой, защебетала сестра.
Антону вдруг стало смешно. Додуматься ж до такого! С человеком все в порядке: он в реанимации. Только у нас могут так шутить, хотя, с другой стороны, между кладбищем и реанимацией человек, скорее всего, выбрал бы второе.
Как только сестра ушла, Антон вытащил из вены иглу капельницы, встал и попытался выйти в коридор. Дверь ему преградил огромный прапорщик спецназа.
— Товарищ капитан, вам нельзя выходить из палаты. Вы временно задержаны. И мне с напарником приказано вас охранять.
«Не слишком ли много прапорщиков в один день?» — подумал Антон, а вслух спросил:
— Что значит задержан? За что? На каком основании?
Прапор бесцеремонно запихал Антона обратно в палату и, не стесняясь в выражениях, объяснил ситуацию:
— Послушай, капитан, мне насрать на ваши внутренние оперские разборки, но разозлил ты кого-то крепко. У тебя нашли алкоголь в крови. Пассажир твоей машины лежит в реанимации с переломом позвоночника, и шансов выкарабкаться у него нет. Машина твоя всмятку. Плюс Шах Мат дал санкцию на обыск твоего сейфа. В нем нашли кокс, герыч, марихуану, экстези и еще какую-то дрянь. Послушай, Голицын, твое счастье, что ты путевый мент и правильный мужик. То, что я сейчас рассказал, это максимум, что я мог для тебя сделать, чтобы не потерять уважение к самому себе. Веришь, иногда противно смотреть, как все друг друга трахают, как все кругом растаскивают. Уже не только за державу — за себя обидно, а перед детьми стыдно. Короче, Антон, мы в девятнадцать сменяемся. Тебя, наверное, увезут в СИЗО. Скажи, если надо к кому-то съездить и что-нибудь передать. Только на словах и один раз. Один раз, ты ж в курсе, это не про нас, один раз можно.