Книга Точка бифуркации - Николай Пономарев

На первом ряду сидели должностные лица. Они здесь для произнесения приветственных речей, поэтому со скукой взирали на детские ансамбли и прочую самодеятельность. Некоторые утомились настолько, что дремали, и наше появление не заставило их разлепить глаза. Остальным в зале хотелось красоты, в нашем городе её совсем немного, а вальс красив. Поэтому, наверное, нас и пригласили. Впрочем, вся программа сегодня яркая, организаторы постарались.

Янка в новом платье, жемчужного цвета. Скоро у нас большой выезд на соревнования, и ей хочется опробовать его. Понять, как оно в движении. Я жду выезда с тоской.

Музыка зазвучала, и мы начали движение по сцене. Это не паркет, но и не керамическая плитка. Обратный поворот. Янке нравится наше движение, да и платье хорошо сидит. Прямой поворот. Выходим в центр. Вращаемся на месте – флекерл. Снова вальсируем по кругу. Против часовой. Почему время не движется назад? Хотя бы застынь на месте. Пусть мы завязнем в слякоти весны, я готов терпеть это. Только не торопись. Хочу прожить каждую минуту. Мы снова выходим в центр. Янка раскраснелась и кажется совсем горячей. Ещё она недовольна. Улыбается, но каждая улыбка её имеет своё значение. За время тренировок и выступлений я научился разбираться. Она танцевала идеально, значит, я что-то сделал неправильно. Янка сейчас, в отличие от меня, тонко ощущает танец. Я думаю скорее о времени. Чувствую время.

Танец закончился. Аплодисменты. Искренние. Должностные лица открыли глаза, отрываясь от созерцания красивого внутреннего мира. Удивлённо посмотрели на сцену. Им показалось, будто пропустили важное, но не могли понять что. Внешняя красота для них недоступна, и они бы вовсе не поднимали веки, но это, увы, необходимо. После нашего выступления кому-то из них произносить приветственную речь матерям.

– Ты недокручивал! – возмущалась Янка. – Ты там вообще спал! Что с тобой?

Изобразил глупую улыбку.

Запах горелого растительного масла. Мы сидели в «Беляшной». Марина разговаривала с Валерой. Я потягивал чай. Он здесь невкусный – много сахара, зато бесплатный. Тётя Наташа налила его от щедрот. На столе ещё два надкусанных пирожка с картошкой, из одного начинка рассыпалась по столу белыми крошками с коричневыми вкраплениями жареного лука.

Восьмое марта. Совместная прогулка по городу от библиотеки и до Музыкального театра. Сегодня Марина надела бежевую куртку, ту, ноябрьскую. Я так привык к её обычному виду, что узнал лишь присмотревшись. Погода тоже очень напоминала ту, ноябрьскую, – солнечно и холодно. Разве что вокруг потемневшие сугробы да куски льда, счищенные с дороги, но не вывезенные. Но те же натоптанные в обход скользких мест тропинки. Те же окна, с наличников которых потихоньку таял снег. Те же крыши, с южной стороны которых снег стёк полностью, а с северной лишь слегка скатился и опасно нависал над тротуаром, грозя упасть неудачливому прохожему на голову. Проходя по улице Пушкина, зашли погреться. Ну да, это не изысканный общепит где-то на Красном проспекте. Но для меня – легендарный. «Беляшная», из которой я не ушёл.

Марина, что-то красиво объясняя Валере, поглядывала на меня – не заскучал ли? Нисколько. Если бы весь день прошёл здесь, среди сборщиков макулатуры, бутылок и случайных посетителей, я бы не огорчился. Серьёзно, без иронии. В их с Валерой разговоре была магия, волшебство и очарование. Я не понимал сути разговора, но и не стремился к пониманию. Нежные пальцы, пахнущие кремом с календулой, которые могут слышать в темноте, говорить жестами и прикосновениями дарить тепло. Я наслаждался их могуществом.

Они попрощались. Валера вернулся на кухню, напоследок посмотрев на меня, будто одобряя. Может быть, мне это показалось. Мы с ним пересеклись последний раз, а спрашивать о сути их разговора я не стал. К тому же Марина вспомнила о пироге и чае. Уже остывших. В несколько глотков разделалась с чаем. Собиралась положить остатки пирога в салфетку, чтобы забрать, но я остановил. В конце концов, на Восьмое марта, гуляя с девочкой, можно купить ей нечто большее, чем пирожок с картофелем.

Пошли на набережную.

– Ты когда-нибудь ходил на тот берег по льду? – спросила Марина.

– Нет, – ответил я, пытаясь сообразить, что бы мне могло понадобиться среди зарослей ив.

– Там красиво, – сказала Марина. – Тут город, а там сразу оказываешься как в лесу. Он похож на сказочный, как о нём пишут в стихотворениях. Только сейчас уже поздно, лёд ненадёжный.

– Ты в этом году ходила? – уточнил я, стало немного обидно, что такое путешествие обошлось без меня.

– Нет, в прошлом, – ответила Марина. – Мы ещё не в Цветнополье жили, а в Угольном.

Угольный – район города, там раньше были склады, с тех пор название осталось. Он был таким же отшибом, что и Цветнополье, а репутация у него была, пожалуй, ещё хуже. К тому же там находилась большая исправительная колония. В нашем городе полно тюрем. С тех пор, как в степи построили военное поселение для защиты солевых промыслов от джунгар, сюда принялись ссылать грабителей и революционеров, убийц и бунтовщиков. Историчка рассказывала, что некоторые старые тюрьмы, те, что дореволюционные, имеют красивые архитектурные решения. Не знаю, можно ли считать архитектуру тюрем девятнадцатого века выдающейся. Для нашего города, пожалуй, да.

Марина рассказала, что на том берегу в реку стекает источник минеральной воды, что там высокие горки и много лыжников, настоящие лабиринты деревьев: берёз, клёнов, сосен, плакучих ив и невысокой ракиты. Жалко, что я узнал об этом только теперь, когда невозможно было пройти туда вместе. Держась за руки. Пообещал сходить следующей зимой.

Шли по набережной навстречу солнцу. Оно стояло прямо над нами, и приходилось закрывать глаза перчатками, потому что до слёз жгло глаза. Или идти спиной вперёд. Или идти и глядеть не под ноги, а друг другу в глаза. Когда идёшь вдвоём, есть множество способов спасаться от слепящего солнца.

Можно взяться за руки и кружиться. Давай попробуем, здесь не нужна музыка, это простой круг по плитке. Это как вибрация. Описали круг, а теперь быстрее и вперёд. Отлично! Здесь без разницы, как ты поставишь ногу и докрутишь ли вращение. Здесь не будут считать ошибки, даже если ты изогнёшься от смеха. Потому что все понимают – это весело. Центробежная сила выталкивает нас на край тротуара. Прекрасно! Уступаем проход молодой женщине с коляской. Та задумалась, глядит вперёд и не замечает нас. Оставляем женщину с её заботами и продолжаем кружиться. У нас впереди много времени. Кружимся, переходя дорогу по зебре. Водители смотрят на нас как на членов секты кружащихся. Всё так. Мы кружащиеся. Попеременно подставляющие спину солнцу. Попеременно прячущиеся в тени друг друга. Вопрос: зачем всё это? – скучен. Просто. Так.

Ввалились в кафешку отдышаться. Заказали чай, курицу, кажется, крылышки, бургер и что-то ещё, такое же вредное для желудка. Ах да, из полезного – дольки сырой моркови. Стоит денег, но не ехать же в Цветнополье, чтобы её погрызть.

Спустились в цокольный этаж. Забрались с подносами в самый дальний угол. За стенкой гомонили дети. Марина хрустнула морковкой. Я хохотнул. Она удивлённо посмотрела. Иногда хруст бывает умилительным. Отложив надкушенный ломтик, Марина взяла мою левую ладонь и внимательно всмотрелась в линии.