Книга Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - Найл Фергюсон

Несомненно, у Саванье были хорошие осведомители. Он знал о поездках Майера Амшеля в Гамбург и Итцехо в 1807 г. — когда он «провел несколько часов [с курфюрстом] в его кабинете, гулял с ним по саду и беседовал с ним». Кроме того, Саванье было известно о сделках Майера Амшеля с Будерусом. Однако Майер Амшель отговаривался тем, что «из-за тяжелой болезни, которой он страдает уже много лет, у него провалы в памяти». Да, он действительно ездил в Гамбург, но только для того, чтобы выручить свои товары, которые по ошибке признали контрабандой. Да, он знаком с Будерусом и Леннепом, но он «никогда им не доверял, так же, как ни один из них не был его настоящим другом, а просто казался таковым в глазах всего мира». Да, он был придворным поставщиком курфюрста и в прошлом размещал от его имени займы в Дании, а может, в Эмдене? Нет, он не передавал Будерусу деньги; наоборот, он получил от Будеруса 20 тысяч гульденов, из которых производил различные платежи, хотя кому он платил, он не может вспомнить.

На следующий день Саванье устроил допрос Соломону, 15-летнему Якобу, жене Соломона, жене Амшеля и даже жене Майера Амшеля, Гутле. Все всё отрицали. В особенности Гутле была олицетворением женской невинности: «Она вообще ничего не знает, она весь год сидела дома и не имеет никакого отношения к делам. Она никогда не видела [Будеруса], а занимается только домашними делами». В конце концов Саванье пришлось признать поражение и, подобно многим наполеоновским чиновникам после встречи с Ротшильдами, договориться о небольшом «займе». Все еще больше упростилось в 1810 г., когда Франкфурт превратился в великое герцогство под прямым управлением барона Карла Теодора Антона фон Дальберга, прежде майнцского архиепископа, а с 1806 г. князя-примаса Рейнского союза.

Майер Амшель заранее, за три года до описываемых событий, пробовал снискать расположение Дальберга, предложив тому неизбежный заем. Теперь же он предложил провести выплату 440 тысяч гульденов, дабы закрепить эмансипацию франкфуртских евреев, учтя векселя на общую сумму 290 тысяч гульденов, и выдать Дальбергу авансом 80 тысяч гульденов на поездку в Париж по случаю крещения сына Наполеона. Более того, вскоре Майер Амшель уже официально действовал как «придворный поставщик» Дальберга, помогая ему в спекулятивных покупках земли, которую приобретали на деньги, выплаченные франкфуртскими евреями. Признаком уважения, с каким Дальберг относился к Майеру Амшелю, стало то, что Дальберг назначил его в коллегию выборщиков нового департамента Ганау, наряду с видными неевреями, такими, например, как Симон Мориц фон Бетман. Неизвестно, знал ли Дальберг, что Майер Амшель одновременно продолжает служить человеку, чьим самым горячим желанием было выгнать его и его французских покровителей из Гессен-Касселя. Кстати, странное совпадение: всего за несколько лет до того Майер Амшель организовал выплату около 620 тысяч гульденов от курфюрста в Австрию, чтобы оплатить войско и лошадей в кампании 1809 г. против Франции. Вскоре после смерти Майера Амшеля его сын Амшель авансом выдал Дальбергу 255 тысяч гульденов — отчасти на покупку лошадей для французской армии!

Возможно, конечно, что Майер Амшель — как и Будерус, который также занял при Дальберге официальный пост, — больше не надеялся на то, что Вильгельма восстановят в правах. Но, если даже и так, он и курфюрста не списывал со счетов. Он просто поддерживал обе стороны. У такой стратегии имелись свои очевидные преимущества, и в будущем она станет часто применяться Ротшильдами в начале партии. Однако двойной агент всегда рискует лишиться доверия обеих сторон и проиграть, кто бы ни победил. Поэтому неудивительно, что в годы изгнания курфюрста Майер Амшель развил склонность к скрытности — еще один из его самых часто повторяемых заветов потомкам. Сначала он просто устал. В первые годы изгнания курфюрста они с сыном Карлом совершали частые поездки в окрестности Итцехо. Более того, специально с этой целью они открыли постоянное представительство в Гамбурге — и регулярно и открыто вели переписку с одним из самых старших сановников курфюрста Кнатцем. Как мы видели, это не ускользнуло от внимания французской полиции, и Майеру Амшелю быстро дали понять, что «в наши дни надо работать очень осторожно». К середине 1808 г. переписка Ротшильдов с приближенными курфюрста, по большей части через Будеруса и Лаветца, велась с помощью примитивного шифра. Будеруса называли «бароном фон Вальдшмидт», Кнатца — «Иоханном Вебером», Майера Амшеля — «Петером Арнольди» или «Арнольдом», а самого Вильгельма по-разному: то «господином фон Голдштейном», то «Иоханнесом Адлером», то «Патроном». Английские инвестиции курфюрста назывались «сырой рыбой» (каламбур, основанный на немецком названии трески, Stockfish). Для дополнительной безопасности — «чем осторожнее, тем лучше» — письма посылались не Майеру Амшелю, а Иуде Зихелю, чей сын Бернард в 1802 г. женился на Изабелле Ротшильд. После бегства курфюрста из Дании на юг, в Прагу, когда Карл и Амшель ездили туда, чтобы встретиться с ним, переписка пряталась в специально устроенных тайных отделениях. Иногда Ротшильды в виде предосторожности даже транслитерировали уличающие их письма древнееврейскими буквами. И вполне вероятно, что в тот период велись две копии бухгалтерских книг, одна полная, другая особо «отредактированная» для того, чтобы ее можно было показывать властям. Такие предосторожности были оправданными: вдобавок к обыскам и допросам, описанным выше, французской полиции в 1811 г. удалось перехватить по крайней мере одно письмо.

И на территории Австрийской империи за Ротшильдами пристально следила полиция. Конечно, у них было меньше оснований опасаться австрийских властей, но никто не гарантировал, что отношения между Вильгельмом и императором и дальше останутся дружескими. Более того, после победы французов над австрийцами при Ваграме казалось вполне вероятным, что курфюрста снова вынудят переехать. Да и провал финансовых переговоров отнюдь не располагал их по отношению к властям в Вене. Поэтому Ротшильды продолжали действовать за завесой тайны даже в Праге, из-за чего полиция приходила иногда к преувеличенным выводам об их политической роли:

«[Этот еврей] Амшель стоит во главе важного пропагандистского заговора в пользу курфюрста, ветви которого тянутся через территории бывшего Гессена… Такие предположения основаны на фактах: всякий раз, когда я вхожу к курфюрсту, я застаю там Ротшильда… обычно в обществе военного советника Шминке и военного секретаря Кнатца, и они уходят в свои комнаты, а у Ротшильда обычно с собой бумаги. Можно предположить, что их цели никоим образом не враждебны Австрии, поскольку курфюрсту не терпится получить назад свои владения, так что весьма сомнительно, чтобы организации и сообщества, чьим руководящим духом, скорее всего, является Ротшильд, всецело заняты реакцией народа и другими мерами, которые необходимо предпринять, если Австрии повезет одержать победу над Францией и Германией. Благодаря своим обширным коммерческим связям он, вероятно, может достичь этого легче, чем другие… и он может скрывать свои махинации под видом деловых операций».

Несмотря на то что ради курфюрста Ротшильды сильно рисковали, Вильгельм никогда не доверял им безоговорочно. Никакая часть мифа о спрятанных сокровищах так не далека от истины, как то, что курфюрст был якобы очень благодарен Майеру Амшелю за его труды. Наоборот, Майеру Амшелю приходилось выносить многочисленные приступы паранойи курфюрста. Вильгельм всегда подозревал, что Майер Амшель может выдать его французам. Позже он начал беспокоиться, как бы его агент не запустил руку в кассу. Эти подозрения подпитывали многочисленные недоброжелатели. Так, Вильгельм обвинил Майера Амшеля в том, что тот обманывает его с процентами от английских ценных бумаг. Он также утверждал, что Майер Амшель намеренно удерживает у себя ценности, порученные ему в Гамбурге. Все это время Майеру Амшелю приходилось просить Будеруса переубеждать курфюрста. Будерус осыпал его безграничными похвалами. Как он говорил Вильгельму, он доверяет Майеру Амшелю, потому что «самые пунктуальные платежи, какие только можно от него ожидать, точность, с какой он всегда придерживается официального обменного курса в день операции, убеждение, что он никогда никому не раскроет операции вашего величества, и то, что он всегда обращался с активами с такой заботой, что французские чиновники, которых послали допросить его, чтобы узнать, получал ли он английские деньги от вашего имени, не нашли ни следа этих денег в его книгах, которые им показали».