Книга Терпкий запах тиса - Анна Жилло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отдала ему бокал, встала и медленно начала раздеваться, чувствуя его взгляд – жадный, осязаемый до дрожи. Сняв блузку и лифчик, подняла руки, закалывая шпильками волосы. Грудь тоже поднялась выше, кожа мерцала в призрачном свете, отливая серебром. Я провела по ней руками, чуть задержавшись на сосках, медленно спустилась до талии, расстегнула молнию на юбке. Так же медленно потянула ее вниз, перешагнула через нее. Подошла ближе, проводя двумя пальцами под кружевной резинкой.
Вадим сел, поймал мои руки, мягко и настойчиво опуская их ниже. Я едва слышно застонала, когда его пальцы оказались там же, сталкиваясь с моими.
- Как я люблю смотреть на тебя, когда вот так дотрагиваюсь до тебя, - сказал он, задыхаясь. – На твое лицо. Лера…
И вдруг он резко убрал руки, поддернул резинку вверх и усмехнулся:
- Мы ведь не будем торопиться, правда?
Я вцепилась ногтями в его плечо и прошипела, наклонившись к уху:
- Я тебя утоплю, сволочь!
- Тигра! – рассмеялся Вадим, сжимая мои бедра.
Внезапно мои черные стринги оказались где-то на лодыжках, а его губы и язык… Боже мой, что он делал со мной! Я стояла, выгнувшись назад, оперевшись о ванну коленями, запрокинув голову, из последних сил оттягивая тот момент, когда все вокруг исчезнет в белом пламени.
Ну уж нет… не сейчас!
В последнюю секунду я успела оттолкнуть его, стряхнула стринги и забралась в ванну. Села между его ног лицом к лицу, обхватила ступнями поясницу, откинулась назад, положив голову на бортик. С душа на лицо упала капля, я смахнула ее, потянулась за бокалом.
- Пожалуй, мы и правда не будем торопиться…
- Вот как ты хочешь? – глаза Вадима горели, его рука под водой неторопливо прошлась по моей ноге, от лодыжки до бедра. – Ну ладно… посмотрим, кто кого.
Мы нежились в теплой воде, передавая друг другу бокал, из которого отпивали по крошечному глотку, смотрели в упор, словно играя в гляделки. Легко прикасались друг к другу – как будто случайно. Это было похоже на «Болеро» Равеля, когда ритм, сначала такой неспешный, почти ленивый, постепенно нарастает с каждым тактом, и плавная мелодия превращается в гимн экстаза.
Все вокруг плыло в мерцании, тихий плеск воды напоминал о море. Напряжение желания становилось все сильнее, почти невыносимым, но мы ждали – кто не выдержит первым. Я кусала губы, еще крепче сжимая ногами талию Вадима, он смотрел на меня из-под прикрытых век, тяжело дыша. Это была та игра, в которой поражение ничем не хуже победы, потому что приз достается обоим.
Наконец я сдалась – закрыла глаза и покачала головой. Вадим рывком притянул меня к себе, наклонился, целуя грудь. Обхватив ее ладонями, он по очереди захватывал губами соски и обводил их по кругу языком. Мне казалось, что от меня летят тысячи искр, и вода, наверно, должна была светиться.
Нет, еще не сейчас!
Я протянула руку и нащупала пробку, вода с шумом начала вытекать из ванны.
- А жаль, - заметил Вадим, встал и снял с крючка полотенце.
- Здесь слишком темно, - я опустила глаза, якобы смущенно. – И тесно.
Он помог мне выбраться из ванны, мы стояли на коврике, закутавшись в полотенце, и целовались. Поднырнув под его руку, я выскользнула в холл и села на диван. Достала из вазы одну розу, оборвала листья, сломала шипы.
Диванчик этот для занятий любовью подходил еще меньше, чем ванна – узкий, короткий, скользкий. Но для меня он имел особое значение, поскольку пять лет назад внес свою весомую лепту в то, что мы помирились. Жаль, что я не могла рассказать об этом Вадиму.
Он встал перед диваном на колени, взял у меня розу, медленно провел ею по моему телу: по груди, животу, внутренней стороне бедер. Бархатистые лепестки ласкали кожу, от густого, маслянистого аромата кружилась голова. А еще больше – от слов, которые Вадим, наклонившись, шептал мне на ухо.
Я провела ладонями по его спине, задержавшись на ягодицах и бедрах, потянула к себе. И когда он вошел, сильно и глубоко, мне показалось, что я заполнена им до самых краев. Что мы растворяемся друг в друге, превращаемся в фантастическое существо с общей кровью, одним сердцем и одним дыханием. Каждое его движение отзывалось во мне эхом, рождая невыносимо острое наслаждение.
А потом все исчезло – осталось только золотое сияние, которое со звоном осыпалось тысячами звезд.
- Я думал, так никогда уже не будет, - тихо сказал Вадим, убирая волосы, упавшие мне на лицо. – Я люблю тебя!
- И я тебя люблю! – мои губы на секунду задержались на мочке его уха, опустились ниже по шее. – И никогда не переставала.
Казалось, мы никогда не сможем насытиться друг другом. И что теперь нас ждет сплошное безоблачное счастье. Но, как выяснилось, это только казалось.
Уже на следующий день мы разругались в хлам. Видимо, для того, чтобы жизнь не казалась медом. Орали друг на друга, не выбирая выражений, и я даже грохнула об пол тарелку, чего раньше вообще никогда не делала. Причем по совершенно глупой причине, фактически на пустом месте.
Утром Вадим заскочил на часок в университет, договорился о паре отгулов и поехал к маме в Ломоносов. И вернулся оттуда в обычном встрепанном состоянии.
Мамочка его Ольга Павловна, или мама-дорогая, была классической свекровью и возненавидела меня уже только за то, что я вздумала позариться на ее мальчика. Любая невестка для нее была бы нехороша по определению. С годами это чувство не только не прошло, но, похоже, даже усилилось. Любопытно, что Вадим меньше всего на свете был маменькиным сыночком, но это ничего не меняло.
К счастью, приезжала мама-дорогая к нам очень редко, в основном по круглым датам. Вадим навещал ее раз или два в месяц, иногда с двойняшками, которые видеть «ту бабушку» желанием вовсе не горели. Поездки в Ломоносов Петька с Пашкой считали тяжелой повинностью. За пару-тройку часов Ольга Павловна умудрялась достать их до такой степени, что потом к ним лучше было вообще не соваться, настолько они были злющие. Меня она не приглашала, чему я была только рада.
Когда-то Ольга Павловна преподавала в школе немецкий язык, но пять лет назад вышла на пенсию и с тех пор маялась от безделья. Для приварка к бюджету она давала частные уроки, но это отнимало всего несколько часов в неделю. Все остальное время посвящалось склокам с соседями. Ну а когда приезжал Вадим, да еще если с мальчишками, тут вообще начинался пир духа.
Насколько я знала по рассказам, программа практически не менялась. Сначала мама-дорогая жаловалась на здоровье, потом на Путина, потом на соседей. Это была увертюра. Дальше начиналось основное действие. Первым актом высказывалось, что Вадим плохо выглядит, похудел, плохо одет, слишком много работает – видимо, жена тянет из него все соки. Дальше разговор плавно выезжал на жену, которая обвинялась во всех смертных грехах: жадная, невнимательная, плохая хозяйка, много работает, за мужем не смотрит, за детьми не смотрит и так далее. Если Вадим приезжал к ней с двойняшками, добавлялась еще одна тема: дети одеты черт знает во что, слишком худые, дерзкие, не уважают старших, плохо учатся (оба закончили восьмой класс без троек). И, разумеется, в этом виновата мать, которая…