Книга Спиноза - Петр Люкимсон

Разумеется, у него были богатые и влиятельные друзья, готовые взять его на содержание — в качестве платы за те же лекции по Библии, которые он читал на коллегиях и которые совершенно по-новому высвечивали для них знакомый с детства текст Священного Писания, заодно меняя и само их отношение к религии и к жизни в целом.

В этом бы не было ничего постыдного — именно такую жизнь вели и раввины, и многие священники, да и, в конце концов, университетские профессора.

Однако в учении Спинозы не случайно просматривается так много параллелей с Рамбамом. Вне сомнения, тот был его любимым еврейским философом, и, безусловно, еще в школе, а возможно и позже, в ешиве Спиноза изучал книгу Рамбама «Мишне Тора».

Среди прочего Рамбам разбирает в ней вопрос о том, может ли еврей, который обладает выдающимися способностями в постижении Торы (то есть Библии и всего корпуса религиозной литературы, а если понимать еще шире — философии, размышлению над важнейшими вопросами бытия), посвятить себя этому занятию целиком и жить на доброхотные пожертвования, за счет общины. Или же он обязан заняться ремеслом или торговлей, чтобы кормить себя трудом своих рук?

И Рамбам отвечал на это однозначно:

«Тот, кто намерен заниматься Торой, не работая и живя на милостыню — оскверняет Имя [Бога], и позорит Тору, и гасит светоч веры, и навлекает на себя беды, и лишает себя Вечной жизни; ведь запрещено получать выгоду от изучения Торы в этом мире.

Сказали мудрецы: каждый, кто получает выгоду от слов Торы — лишает себя Вечной жизни. И добавили: не делай из них (слов Торы) корону, чтобы возвыситься в глазах окружающих, и не заступ, чтобы копать ими; и еще сказали: люби работу и ненавидь барство. Тора, рядом с которой нет работы, не сохранится, и человек, который так поступает, кончит тем, что станет грабить людей.

Большая заслуга есть у того, кто кормит себя собственными руками, и так поступали благочестивые люди прежних поколений; и этим достигается все благо этого мира, а также Будущий мир, как сказано: «Если трудом рук своих добываешь себе пропитание — счастлив ты, и хорошо тебе» (Теилим. 128:2) — то есть, «счастлив ты» в этом мире, и «хорошо тебе» в мире Будущем, о котором сказано, что он «абсолютно хорош» («Мишне Тора», Законы изучения Торы. 3: 9—12).

Таким образом, решив совмещать интеллектуальную, философскую деятельность с ремеслом, Спиноза всецело действовал в русле еврейской традиции.

Этот момент был для него крайне важен, и Иоганн Колерус это особенно подчеркивает. Более того, Колерус утверждает, что Спиноза обосновывал этот свой выбор известной цитатой из трактата «Пиркей авот» («Поучения отцов» — книга, с которой еврейские мальчики знакомились еще в средних классах школы): «Раббан Гамлиэль, сын рабби Йехуды Ха-Наси, говорил: «Изучение Торы, которое сочетается с трудом, — прекрасная вещь, ведь учение и ремесло вместе требуют таких усилий, которые заставляют забыть о грехе. В то же время учение, не сопровождаемое трудом, в конце концов потерпит неудачу и приведет к греху. Те, кто занят делами общественными, пусть делают это бескорыстно (во имя Небес), и да будут в помощь им заслуги отцов, их же собственная праведность продлится в веках. А вам (говорит Б-г) я уготовлю великую награду, как если бы вы все это уже совершили».

Но, как видим, обе цитаты — из Рамбама и трактата «Пиркей авот» — очень близки по смыслу и подуху, так что вопрос этот не принципиален. Принципиальным в данном случае, как верно замечает Колерус, является то, что «будучи знатоком Закона и еврейских обычаев, Спиноза был, конечно, знаком и с этими правилами, и он не пренебрег ими, несмотря на свой разрыв с евреями и на свое отлучение. Постановления эти действительно весьма разумны и мудры, а потому он воспользовался ими — и прежде чем удалиться в свое мирное уединение, он избрал ремесло, с которым вскоре вполне освоился. Он научился выделывать стекла для приближающих очков и других употреблений, и притом с таким успехом, что покупатели стали со всех сторон обращаться к нему — и это давало ему достаточный заработок для поддержания существования»[66].

Таким образом, и после отлучения Спиноза (по меньшей мере отчасти) оставался верен заповедям иудаизма.

Выбор ремесла шлифовщика стекол был не случаен. Вне сомнения, здесь сыграло свою роль то, что в числе прочих сочинений Декарта Спиноза прочел и его «Диоптрику». Изложенные в книге законы преломления света и возможность их использования для создания микроскопов и телескопов чрезвычайно его увлекли.

В самой работе шлифовщика стекол, а также в искусстве конструирования микроскопов и телескопов, которым он вскоре мастерски овладел и в котором совершенствовался до конца жизни, было что-то символическое. Разве сам разум Спинозы не был той самой линзой, которая позволяла смотреть на мироздание иначе, чем через обыденное мышление, и меняла привычные представления человека?!

Необычайно точно почувствовал этот экзистенциальный смысл выбранного Спинозой занятия Хорхе Луис Борхес в посвященном ему стихотворении:

Почти прозрачны пальцы иудея, Шлифующего линзы в полумраке, А вечер жуток, смертно холодея. (Как этот вечер и как вечер всякий.) Но бледность рук и даль, что гиацинтом Истаивает за стенами гетто, — Давно уже не трогает все это Того, кто грезит ясным лабиринтом. Не манит слава — этот сон бредовый, Кривляющийся в зеркале другого, И взгляды робких девушек предместья. Метафоры и мифы презирая, Он точит линзу без конца и края — Чертеж Того, Кто суть Свои созвездья[67].

Вместе с тем работа шлифовщика и изготовителя оптических приборов довольно хорошо оплачивалась, пользовалась уважением в обществе и, требуя точности и усидчивости, не нуждалась в больших физических усилиях, что для тщедушного Спинозы было немаловажно. Наконец, то, что она носила монотонный, автоматический характер, для такого человека, как Спиноза, также было не недостатком, а достоинством: пока его руки механически занимались полировкой очередной линзы, он мог обдумывать те мысли, которые затем, после работы, выплескивал на бумагу.

Но не стоит забывать, что именно стекольная пыль, которую он вдыхал, наряду с врожденным или приобретенным в раннем детстве легочным заболеванием, а также то, что (как и многие его земляки и современники) он курил трубку, в итоге приблизили его раннюю смерть.

С обретением новой профессии, возможно, связан и его переезд в Оверкерк — в большом загородном доме Бургов Спиноза обустроил свою первую мастерскую, в которой постигал тонкости этого ремесла.