Книга Дикие орхидеи - Джуд Деверо

Может, потому что ситуация у меня дома сильно отличалась от того, что происходило в семьях моих одноклассников, я быстро научилась держать рот на замке. И может, потому, что отец многое скрывал, я научилась не задавать лишних вопросов, а на чужие по большей части вообще не отвечать. Годам к двенадцати я уяснила, что бесполезно спрашивать отца про маму и почему он меня увез. Если даже он отвечал, то сам себе противоречил. Много лет я лелеяла романтическую мечту о том, что мы участвуем в правительственной программе по защите свидетелей преступлений. Я сочинила длинную, сложную историю о том, что маму убили плохие парни, отец это видел, а теперь нас перевозят из штата в штат, чтобы защитить.

Но постепенно я пришла к пониманию того, что правда известна только моему отцу и никакие внешние организации не имеют к нам никакого отношения. В конце концов я приняла решение: какова бы ни была правда о маме, лучше мне ее не знать. Потому я и избегала ясновидящих, которые могли бы что-то рассказать мне о моем прошлом.

Однако все тайное становится явным, хочешь ты этого или нет. Когда до Коул-Крик осталось миль двадцать, я стала узнавать места. Сначала я даже Ньюкомбу ничего не говорила, потом стала указывать детали, которые казались мне смутно знакомыми. Когда я первый раз сказала ему про какую-то такую штуку, то аж дыхание затаила. Если бы нечто подобное услыхали мои подружки, они бы тут же завизжали и принялись выпытывать подробности. Керк просто проигнорировал бы меня — он, кажется, начисто лишен любопытства.

Ньюкомб вроде бы заинтересовался, но не стал корчить из себя психоаналитика и пытаться вытянуть из меня что-нибудь еще. Он слушал и отпускал замечания, но явно не умирал от желания выяснить все подробности моей жизни — и в итоге я рассказала ему о себе больше, чем кому бы то ни было.

И он моментально вникает в суть дела. В первый вечер в новом доме я едва не грохнулась в обморок, когда он спросил, не думаю ли я, что моя мать до сих пор жива. С того самого момента, как я увидела полуразрушенный мост в паре миль от города, я думала именно об этом. Я видела себя маленькую на этом мосту — меня держала за руку высокая темноволосая женщина. Моя мать? Папа рассказал мне пару версий того, как она умерла, так что, может, сам факт ее смерти — ложь.

Что мне нравится в Ньюкомбе, так это то, что он никого не осуждает. Дженнифер наверняка заявила бы, что мой отец — плохой человек, потому что похитил меня у матери. Но у Дженнифер мама добрая и любящая, так что у нее просто в голове не укладывается, что не все мамы такие же.

Единственное, что мне известно наверняка, — это что если папа так поступил, значит, на то были веские причины. И он сделал это ради меня. Я знала, что он умен, образован и мог бы получить место получше, чем продавец обуви в дисконт-магазине. Но как бы он получил престижную работу, если он не мог представить резюме и копии диплома? Если бы он это сделал, то оставил бы документальный след, по которому его — и меня — могли бы найти.

После того как мне приснился сон про подростков и перевернутую машину, я заподозрила, что, возможно, отец бежал от какого-то зла. И я задумалась: а вдруг Коул-Крик — это место, куда мне ни в коем случае нельзя было возвращаться?

Однако спустя двадцать четыре часа после инцидента я успокоилась настолько, что снова начала рассуждать. Я пришла к выводу, что, очевидно, мы жили в Коул-Крик дольше, чем говорил отец, и поэтому я запомнила многие детали. А что до сна, то разве мало народу видит будущее во сне? Не такая уж большая редкость. Когда-нибудь это станет превосходной историей для ужина в большой компании.

Не зацикливаясь на произошедшем, я с головой окунулась в обустройство этого чудесного старого дома. Сама не знаю, зачем я с таким рвением взялась за это дело: Ньюкомб терпеть не мог этот дом. Он все время жаловался. Он ненавидел обои, мебель, безделушки — все, что Белчеры нажили за сто с лишним лет. Даже балкончики были ему не по душе! По-настоящему нравились ему только две вещи в этом доме: его гигантская ванна и маленький огнедышащий дракон на стойке перил. Наверное, мне бы этот дракончик тоже понравился — если бы меня не коробил тот факт, что я так хорошо его помню.

Я ничего не говорила Ньюкомбу, но я знала каждый уголок в этом доме. И более того, я знала, как он выглядел когда-то. Всю хорошую мебель отсюда вывезли. В гостиной не хватало шкафчиков, а из «малой гостиной», как она некогда называлась, исчезли самые красивые предметы.

Ньюкомб, смеясь, рассказал мне, что мистер Белчер предложил ему всю обстановку «за доллар», а риелтор любезно согласилась взять эти расходы на себя. Окинув взглядом оставшуюся меблировку, я хотела заметить, что ему нужно было потребовать сдачу. Однако Ньюкомб столько ныл, что мне пришлось сделать довольное лицо и заверить его, что все отлично. Кроме того, в первый день нашего пребывания в доме он затеял игру с выводком утиных чучел, зачем-то взялся переставлять стулья в столовой и включал и выключал дракончика, пока мне не захотелось заорать в голос. Так что я ни словом не обмолвилась о пропавшей мебели. Кроме того, я точно знала, что, если удастся получить его разрешение на кое-какой ремонт, мне удастся вернуть дому первоначальную красоту.

Я всегда «работала прилежно», как писали в характеристиках мои учителя, но должна сказать, что после того, как Ньюкомб спас тех ребят, я ушла в работу с головой.

Может, причиной моего трудового безумия послужило смущение, которое я испытывала. Я стеснялась своего видения и стеснялась того, как в то утро сидела перед работодателем и ревела в голос. Но больше всего я стеснялась того, как отреагировала, когда мой сон стал сбываться. Увидев перевернувшуюся машину и тех ребят — точь-в-точь как во сне, — я просто окаменела. Среагировал Ньюкомб. Он выскочил из машины и завопил что есть мочи. Именно он помог мне понять, что я не сплю, что это все реальность и этих ребят сейчас покромсает на куски. Я будто ослепла. В мгновение ока я выскочила из машины вслед за Ньюкомбом и с воплем ринулась к ребятам. Слава Богу, Ньюкомб перехватил меня прежде, чем я успела добежать до перевернутой машины.

Он повел себя как герой. Другого слова я не подберу. Он проявил героизм и спас всех нас. А потом не выдал меня: ни словом не обмолвился 6 том, что мне приснился вещий сон.

Вечером, вернувшись из больницы, куда он отвозил пострадавшую девушку, он не задал мне ни единого вопроса о сне. Я по гроб жизни буду благодарна ему за то, что он не стал ни о чем меня расспрашивать и мне не пришлось чувствовать себя калекой.

На следующее утро я проснулась ни свет ни заря и поклялась себе, что приведу этот дом в божеский вид так быстро, как это только возможно. За завтраком я вкратце поговорила с Ньюкомбом о деньгах — понятия не имею, почему он качал головой, — и взялась за работу.

Старые черные телефоны в доме не работали — их давно отключили, — но зато я нашла телефонную книгу всего-навсего двухгодичной давности, так что вооружилась сотовым Ньюкомба и принялась обзванивать нужных людей. Если специалист не мог явиться на этой неделе, я звонила следующему. Я понимала, что рискую, нанимая незнакомцев, и что вполне могу нарваться на лентяев, но у меня не было времени знакомиться с кем-то из местных и узнавать, кто в округе лучший в том-то и в том-то.