Книга Белый Пилигрим - Антон Краснов

— Ну ладно, убедили. Так что за Гаппонк такой, объясните или нет? — рявкнул Телятников, теряя терпение.

— Тише. Не ори, — дрожащим голосом осадила Макарку Дюжина, машинально накручивая на маленькие белые пальцы пряди зеленых волос. — Не поминай его вшуе. Сейчас вше рашшкажем. Вот. Ты только тише.

Так или иначе, но нам нужен был привал и передышка после этой кратковременной кровопролитной схватки, из которой мы вышли, отделавшись если не легким, то, по крайней мере, всего лишь испугом. Во время этого привала мы с Макаркой и Нинкой услышали следующую историю, которая показалась бы нам занимательной, если бы перед глазами еще не стояли эти отвратительные морды с красными бессмысленными глазами, их мощные клыки — и не тлел в ноздрях непроходящий запах мускуса и еще какой-то тухлятины, гадкой, тошнотворной…

— Не знаю, откуда они взялись, — медленно начала Чертова, — но еще в те времена, когда мой отец возглавлял орден Синего обруча, появились в наших краях два колдуна. Каждый из них был замечательный чернокнижник и умелый вивисектор. Звали их Гаппонк VI Крот и Гаппонк VII Кролик. Не знаю, куда делись Гаппонк Первый, Второй, Третий и так далее, но нашему краю хватило и Шестого с Седьмым. Мой отец видел их. Говорил, что Шестой, тот, что Крот, был низенький, полуслепой, толстый, с длинным носом; а его братец, Седьмой, — длинный, с двумя передними зубами лопатой, сутулый, с выпученными красноватыми глазами. Словом, очень приятные и обаятельные мужчины. В подчинении Гаппонка Шестого состояли громадные Боевые кроты, а Седьмой имел власть над Боевыми кроликами, не обычными кроликами, которых всякий горазд обижать, а чудовищами размером с нехилую собаку, кровожадными и свирепыми. Утверждают, что и тот и другой создали своих тварей из обычных животных, но неведомыми колдовскими ухищрениями сумели вдохнуть страшную силу в зверюшек, которых все считают мирными и милыми. Да вы сами только что видели, что

произошло!

— Но так там были кролики и кроты по отдельности. А тут… — Я невольно содрогнулся. — Тут все вместе…

— Да. Потому что произошло вот что. Однажды Гаппонк Шестой ошибся в заклинании. Ошибся на одно слово, но оказалось этого вполне достаточно. Все кроты, бывшие в его подчинении, ринулись к его дворцу и стали изрывать землю под фундаментом. И, когда Гаппонк пошел в подземелье по какой-то своей чернокнижной надобности, он упал в один из прорытых кротами ходов, сломал себе обе ноги и, что характерно, шею. И умер на месте. Конечно же, на Мифополосе было общее ликование. Не радовался только Гаппонк Седьмой. Он не мог не видеть, как все радуются гибели его брата. И что же он сделал?.. Он нашел магическую формулу, при помощи которой соединил Боевого крота брата и Боевого кролика из числа собственного воинства в одно существо, вдвойне более могучее, быстрое и свирепое. Вы могли видеть, что это за скотина и как трудно с ней иметь дело. Слов она не понимает. Удар по голове тяжелым предметом убеждает его в собственной неправоте не больше, чем слона дробина.

— Милейшие существа, — растерянно отозвался Макарка, — ух, какая гадость! К тому же они сожрали все припасы, какие Параська взяла с собой в дорогу. А ведь скоро пора обедать. Не пить же натощак! — И он многозначительно бултыхнул «трехшестерочным» портвейном, торчащим из кармана его широких брюк. Впрочем, опровергая свои же слова, он вытянул бутыль и отсалютовал нашему избавлению самым внушительным и долгим глотком, какой мне только приходилось когда-либо видеть. А вы на месте Макарки что, молочко пили бы, а?

— Сожрали, все сожрали, что наготовила, — потерянно закивала Дюжина и вытерла левый, карий, глаз. Из него текли одна за другой пять очередных увесистых слез. — Все сожрали, это точно. Не на голодный желудок же к Горынычу ехать? Это вредно для здоровья.

— Вот что, — сказала Чертова, извлекая чуть ли не прямо из воздуха какую-то свернутую вчетверо просторную бумагу, которая, будучи развернутой, оказалась картой местности. Правда, составлена она была так безобразно, что лично я оторвал бы обе руки местному картографу, чтобы впредь было неповадно браться за дело, в котором он ни хрена не понимает. Торричелли недоделанный! Меркатор криворукий! Иван Сусанин был виноват гораздо меньше его, он честно запутал поляков, не рисуя дурацких карт, а ведь как с ним поступили… Между тем Чертова в два счета разобралась, что к чему, ткнула пальцем в место на карте и сказала:

— Сюда. На северо-запад, порядка шести верст. Очень хорошо… Как раз навещу старую мегеру. Хотя характер у нее, конечно, не сахар.

— Кого это вы так мило характеризуете? — с интересом сунулся Макарка.

— А, — махнула рукой Чертова, — старую гвардию. Тётку свою двоюродную. В просторечии известна как Баба-яга, но, признаться, на такое обращение она сильно обижается. В сочетании с устойчивыми каннибалическими пристрастиями она…

Я истерично захохотал. Чертова посмотрела на меня чуть искоса. Ее верхняя губа оттопырилась, открывая клыки. Я почувствовал (и чувствовал на протяжении всего этого разговора), что она хочет сказать что-то важное, очень важное, но никак не решится. И потому отвлекается на многословные вещи, которые хоть и важны в целом, но в контексте того, ЕЩЕ НЕ СКАЗАННОГО, — лишь мелочь и досадные отговорки, порожняя молвь.

Так и есть. Она отвела меня в сторону. Произнесла:

— Дай мне сюда твою шапку.

— Какую шапку? — выговорил я. — Ах, ту самую? Погоди… — Я смешался. — Ты что, считаешь, что из-за нее…

— А ты разве не почувствовал, ЧТО произошло? Мы были обречены, загнаны, даже одного из Боевых кролокротов Гаппонка с лихвой хватило бы, чтобы уничтожить нас всех, разорвать на клочки и закопать, чтобы никто и никогда не узнал, где мы нашли свой конец. Я видела, КАК ты дрался с ними. Я видела, как ты пришпилил кролокрота к земле ударом дубины, которую ты использовал как кол. Я понимаю, ты еще не думал, почему тебе удалось такое. Ты ведь не пробовал вытащить кол, который ты вогнал в землю? Конечно нет. А вот мы пробовали. Раскачивали втроем: я, Параська и Макар. А ведь я сильнее, чем ты мог подумать. Так вот, кол не подался из земли ни на вершок. Понимаешь? Хоть ты и Илья, но далеко не Муромец. К тому же, Илюша, ты мог отметить еще одно обстоятельство. Впрочем, в пылу борьбы ты мог и не заметить, а вот мне со стороны прекрасно было видно. Они НЕ СМОТРЕЛИ на тебя. Собственно, им не на кого было смотреть. Я сама не знала, куда смотреть. Потому что ты был невидим. Понимаешь? Сила, боевой задор, невидимость.

Машинально я протянул ей шапку, такую невзрачную, такую нелепую, слишком по-дурацки выглядящую, чтобы из-за нее могли произойти такие изменения, в конечном итоге спасшие жизнь всем нам. Чертова с задумчивым видом мяла в пальцах грубую серую ткань.

— Да, — наконец сказала она, — а ведь я тоже полагала, что это легенда,. а если и существует, то давно утеряна. А вот братья Волохи откуда-то раскопали ее, а потом передали тебе. Илюша, у тебя в руках оказалась знаменитая шапка Белого Пилигрима.

— Белого Пилигрима? — переспросил я. Как будто снова вернулись рваные мгновения погони, и память честно напомнила мне слова Чертовой, отчаянно вцепившейся в руль: «… молись, молись своему Белому Пилигриму, чтобы он ниспослал нам спасение!». Я провел рукой по горячему лбу и вымолвил: