Книга Азарт среднего возраста - Анна Берсенева

Неизвестно, что Юля сказала детям, но ни Дениса, ни Дашки Александр не видел до самой своей свадьбы. Он знал, что сын должен вернуться завтра, и собирался встретиться с ним сразу по его возвращении. Да вот, видно, тот прилетел с Майорки раньше, чем собирался.

– Папа, ты где? – спросил Денис. И с недоумением добавил: – Что это у тебя там громыхает?

– Музыка, – ответил Александр. – Я на Каретном Ряду. В саду «Эрмитаж», знаешь?

– Ага. А я на Пушкинской, могу подойти. Наверное, нам поговорить надо…

Последние слова Денис произнес полувопросительно, словно сомневался в необходимости разговора с отцом. Эти его интонации болезненно отозвались у Александра в душе. Хотя, скорее всего, дело было лишь в том, что сын совсем не был на него похож. Сам он между возможностью сделать что-то или не сделать всегда выбирал первое и никаких сомнений на этот счет не знал. А Денис был другим, всегда, с самого рождения, и с чего бы ему измениться теперь?

– Надо, – сказал Александр. – Я тебя жду. Помнишь, где детская площадка в саду?

– Да. Через десять минут буду.

На детскую площадку в саду «Эрмитаж» Александр приводил своих детей, когда они были совсем маленькие. Когда они сделались постарше, им стали неинтересны здешние незамысловатые развлечения – захотелось на головокружительные аттракционы, в Парк Горького, что ли. А лет до шести Денис и Дашка с упоением кружились на простых скрипучих каруселях, раскачивались на таких же простых качелях и возились в песочнице. Все это было в годы их детства точно таким же, как в те времена, когда родители приводили в этот сад шестилетних Сашку и Веру. Интересно, сохранилась ли эта площадка сейчас? Сомнительно: земля в саду «Эрмитаж» даже не золотая, а бриллиантовая, вряд ли ее занимают какими-то каруселями.

– Я через полчаса вернусь, – сказал Александр, пряча телефон.

– Что-нибудь случилось? – спросила Аннушка.

В ее голосе прозвучало беспокойство. Прежде она никогда не беспокоилась о нем или, во всяком случае, не считала нужным свое беспокойство выказывать. Но теперь все изменилось: Аннушка словно настроилась на его волну и мгновенно чувствовала все, что с ним происходило. Александр не знал, как ему к этому относиться.

– Нет, ничего. – Он приобнял Аннушку, с удовольствием вдохнул свежий запах ее духов и еще более свежий – ее светлых волос. – Не волнуйся.

Он спустился по лесенке вниз и, прежде чем свернуть в боковой коридор, который вел к выходу из клуба, обернулся. Клубное помещение было спроектировано замысловато и своеобразно. Посередине, на высоте второго этажа, проходил широкий подиум, а столики располагались на небольших, напоминающих балконы площадках вдоль стен. Если смотреть на эти столики снизу, то в мелькании света казалось, что люди расселись прямо на стенах, как воробьи, в каком-то причудливом порядке.

Аннушка тоже смотрела на него. Она помахала ему сверху. Обручальное колечко сверкнуло у нее на руке. Александр вышел из зала.

Как ни странно, детская площадка в саду «Эрмитаж» все же сохранилась. Качели и горки, возможно, были новые, их не разглядеть было под снегом, но все-таки они были, и на том же самом месте – у длинной кирпичной стены, отделяющей сад от шумного московского мира.

В свете фонарей этот угол сада казался совсем тихим, хотя рядом сотрясался от музыки «Дягилефф», а сразу за ним громыхала еще одна музыка – на катке, залитом в фасадной части сада, рядом с театром «Эрмитаж».

Денис появился на площадке через пять минут после отца. Александр смотрел, как сын идет через занесенную снегом площадку, смешно, словно аистенок, выдергивая ноги из сугробов. Сердце у него сжалось.

«Юля, Аннушка… – растерянно мелькнуло в голове. – Что же я наделал?!»

Александр поднялся с лавочки, на которую, не обметая снег, присел в ожидании, и пошел навстречу сыну.

– Привет, – сказал он, обнимая Дениса. – Ты с Майорки раньше вернулся?

– Ага. Билетов прямых на Москву не было, ну, взяли через Мадрид. Пришлось пораньше вылететь.

– А Дашка дома?

– В Испании еще. У них же каникулы в лицее какие-то безразмерные.

Александру было неловко оттого, что он спрашивает о каких-то пустяках и что сын на эти вопросы отвечает. Это даже не неловкость была – стыд заливал его жгучей волной, не давал дышать. Мысль, впервые пришедшая минуту назад, когда он увидел пробирающегося сквозь сугробы Дениса – «что я наделал?» – ошеломила его настолько, что он мгновенно растерял все слова, которые собирался сказать сыну.

Но и молчать, и делать вид, будто ничего не произошло, он тоже не мог. Это было совсем не в его характере.

– Мама тебе уже сказала? – спросил Александр.

– Д-да… – пробормотал Денис. – Только я не очень понял. Это правда, что ли?

– Правда, – сказал Александр.

– Но… зачем, папа?!

В его голосе прозвучало такое глубокое, такое детское недоумение, что у Александра перехватило горло. Он не знал, что ответить на этот простой вопрос. Он сам этого не понимал и, главное, только теперь осознал, что не понимал этого с самого начала – когда впервые увидел Аннушку, когда захотел, чтобы она принадлежала ему безраздельно, когда ужаснулся при мысли о том, что вся его жизнь может пройти в бессмысленном сосуществовании с Юлей… Он все сделал правильно, в этом он был уверен.

И все-таки ответа на простой вопрос: «Зачем?» – не знал.

Но невозможно было мямлить что-то невнятное, глядя в по-детски широко открытые глаза сына.

– Я ведь давно уже как-то… отдельно от вас живу, – сказал Александр. – Ты и сам, наверное, замечал.

– Ну, может… – недоуменно протянул Денис. – Но я думал, это потому, что у тебя работа, дела. И вообще, все взрослые так. Отдельно друг от друга.

– Мне казалось, вы с Дашкой моего ухода не заметите, – помолчав, сказал Александр. – То есть не ощутите. Я и дома ведь почти не бывал.

– Бывал. Ты же всегда дома обедал.

Денис вздохнул с каким-то коротеньким всхлипом. Точно так он вздыхал во сне, когда был младенцем. Александр еще гадал тогда: что ему, такому маленькому, снится такое печальное, чтобы так вот горестно вздыхать?

Теперь гадать об этом не приходилось.

«Вот они, домашние обеды, – с ненавистью к себе подумал Александр. – Получи и расплатись!»

Он вспомнил, как решил обедать дома, чтобы поддерживать какие-то семейные традиции – выдуманные, головные, совершенно ему ненужные. Как он был доволен собой оттого, что эти мифические традиции соблюдает. Ну, и вкусно ему было питаться дома, и для желудка полезно.

Каким же враньем было то головное, выдуманное решение! И вот теперь жизнь ткнула его носом в собственное вранье, и он не знал, как ответить на глубоко скрытый, по-детски жалобный упрек сына.

– Динька… – с трудом проговорил Александр. – Только это изменится. Только это! Ну, что дома я обедать не буду. А все остальное… Я тебе обещаю… И Дашке…