Книга Ангел Габриеля - Нора Робертс

Придя в себя, Гейб отстранил ее. Ее глаза были затуманены. Губы полуоткрыты. Проявив выдержку, которой раньше за собой не замечал, Гейб выругался только про себя.

— Меня еще ждет работа.

Она еще парила в любовном тумане, но уже осознала сказанные им слова и начала медленно и неуверенно спускаться на землю.

— Что?

— Меня ждет работа, — повторил он, осторожно отстраняясь от нее. Он ненавидел себя за то, что зашел так далеко, зная, что она физически не способна удовлетворить его желания. — Если я тебе понадоблюсь, то я в студии.

Если он ей понадобится? — смутно думала Лора, прислушиваясь к эху его шагов, раздающихся по коридору. Неужели она еще не показала ему, как он ей нужен? Невозможно, чтобы он не чувствовал этого, чтобы не понимал этого. Выругавшись, она повернулась и подошла к окну. Там она свернулась калачиком на маленьком узком диванчике и принялась смотреть в сад, только начинающий цвести.

Что, спрашивала она себя, заставляет мужчин смотреть на нее как на вещь, которую можно по желанию взять и отбросить? Неужели она кажется такой слабой, такой податливой? Чувствуя, как разочарование разливается по всему ее телу, она сжала кулаки. Она больше не слабая, и прошло очень много времени, может быть, целая жизнь с тех пор, как она была податливой. Она больше не девочка, попавшаяся на сказочную ложь. Она женщина, мать, с ответственностью и амбициями.

Вероятно, она любила, и, вероятно, на этот раз такая любовь, как была раньше, будет неразумна. Но она не позволит себя использовать, не позволит себя игнорировать, не позволит вить из себя веревки!

Разговоры дешевы, думала Лора, уткнувшись подбородком в колени. Дела стоят несколько дороже.

Надо бы прямо сейчас пойти к Гейбу и объясниться. Она бросила взгляд на дверь, затем вернулась к окну. У нее не хватало мужества.

Это всегда было ее проблемой. Она могла знать, что ей следует делать, а чего — нет, но, когда доходило до действия, — отступала. Одно время она верила, что для нее лучше быть пассивной. Это было до того, как ее брак с Тони безнадежно распался. Тогда она пыталась что-то решить, напомнила себе Лора, или начала что-то решать, но потом снова позволила надавить на себя.

Так было всю ее жизнь. В детстве у нее не было выбора. Ей говорили жить здесь или жить там, и она подчинялась. У каждого дома были свои правила и ценности, и ей приходилось с этим считаться. Как одной из тех резиновых кукол, думала она теперь, которую можно согнуть и свернуть в какое угодно положение.

Слишком много от ребенка осталось в женщине, пока женщина носила под сердцем ребенка.

Единственным положительным поступком, который, как чувствовала Лора, она совершила в жизни, было то, что она защитила малыша. И она это сделала, напомнила себе Лора. Это было рискованно, но она не отступила. Не значит ли это, что за многолетней податливостью таилась сила, которую она всегда хотела иметь? Ей хотелось думать, что значит…

Если она любит Гейба, то из этого не следует, что она будет спокойно сидеть и ждать его решений. Пора отстаивать свою независимость!

Поднявшись, она вышла из пустой детской и пошла по коридору. С каждым шагом ее решимость уменьшалась, и ей приходилось вновь подстегивать себя. У двери в студию она снова заколебалась и потерла грудь в том месте, где затаилась боль неуверенности. Глубоко вздохнув, она открыла дверь и вошла.

Гейб стоял у длинной скамьи у окна с кистью в руке, работая над одной из незаконченных картин, привезенных из хижины. Лора ее помнила. На ней был изображен снежный пейзаж, пустынный, безлюдный и почему-то манящий. Белые, холодные голубые и серебристые тона создавали ощущение вызова.

Лора этому радовалась. Именно этого чувства ей сейчас и не хватало.

Гейб настолько был поглощен картиной, что не слышал, как она вошла. Он больше не делал размашистых, дерзких мазков, работая очень деликатно, добавляя детали такие мелкие, такие точные, что она почти слышала зимний ветер.

— Гейб? — Просто поразительно, сколько мужества от нее потребовалось, чтобы произнести это имя.

Он тотчас же остановился и обернулся, на лице у него было написано раздражение. Он не терпел, когда ему мешали. Впрочем, когда он жил один, ему и не приходилось это терпеть.

— В чем дело? — выдавил он из себя, не положив кисти и не отойдя от картины. Было очевидно, что он намеревался продолжить работу в тот же момент, как выставит ее за дверь.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— А подождать нельзя?

Она чуть не сказала «да», но быстро осеклась.

— Нет. — Она оставила дверь открытой на тот случай, если заплачет малыш, и прошла в середину комнаты. Внутри у нее все переворачивалось. Она подняла подбородок.

— Если даже и можно, то я не хочу ждать.

Он поднял бровь. Этого тона в ее голосе он не слышал в те недели, когда они были вместе.

— Хорошо, но только быстрее, ладно? Я хочу сегодня это закончить.

Она распалилась так быстро, что даже не успела удивиться.

— Что ж, тогда я все выскажу одной фразой. Если я стала твоей женой, я хочу, чтобы ты обращался со мной как с женой!

— Прошу прощения?

Она была слишком рассержена, чтобы заметить его ошеломление, и понять, что ее слова шокировали ее саму.

— Нет, не просишь! Ты никогда в жизни ни у кого не просил прощения! Тебе не приходится этого делать. Ты поступаешь так, как считаешь нужным. Если ты хочешь быть добрым, то добрейшего человека я в жизни не встречала. Но если ты хочешь быть высокомерным, то в этом качестве тебе нет равных!

Гейб с нарочитой осторожностью положил кисть.

— Никак не пойму, Лора, в чем смысл твоих претензий ко мне?

— Ты хочешь меня или нет?

Он, не отрываясь, смотрел на нее. Если она продолжит стоять, освещенная солнечным светом, с вызывающим взглядом потемневших от гнева глаз, раскрасневшаяся, он, возможно, не сдержится.

— Это и есть смысл? — спокойно спросил он.

— Ты говоришь, что хочешь меня, а потом отталкиваешь меня! Ты целуешь меня, а потом уходишь. — Она провела рукой по волосам. Ее пальцы коснулись банта, стягивающего их, она раздраженно потянула за него. Белокурые мягкие волосы рассыпались по плечам. — Я понимаю, что мы поженились в основном из-за Майкла, но мне хотелось бы знать свое место. Я здесь гостья, которую то удостаивают внимания, то игнорируют, или я твоя жена?

— Ты моя жена. — Чувствуя, как сам распаляется, он отодвинул свой табурет. — И я вовсе не игнорирую тебя. Просто у меня полно работы.

— Ты не работаешь двадцать четыре часа в сутки. Ночью…

Мужество начало ей изменять.

— Почему ты не хочешь заниматься со мной любовью? — выпалила она.