Книга Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны - Элизабет Гоудж

Холмы окружали долину высокой стеной, которая прерывалась только в одном месте далеко на востоке, где, как в промежутке между двумя занавесками, была видна сверкающая перламутровая гладь, казавшаяся дорогой на небеса. Что это? Да-да, что это?

Это было море! В первый раз в жизни Мария смотрела на море. Ее сердце забилось быстрее, щеки порозовели. Она была рада, что так и не увидела моря в тот день, когда нашла Тишайку. Как хорошо увидеть его первый раз вот так, издалека. На все хорошее сначала надо смотреть издалека.

Когда она вдосталь насладилась долиной и сверкающей гладью моря, она обернулась и стала рассматривать сам Райский Холм. Трава была ярко-зеленой, усыпанной бледно-лиловыми фиалками и белыми звездочками цветов земляники. Еще выше на прекрасных склонах паслись овцы и маленькие ягнята, похожие на пушистые белые облачка, резвящиеся в траве и цветах. Купы деревьев на вершине холма были теперь совсем близко, и Мария разглядела, что это буки, а между ними она заметила серые камни – развалины монастыря. Где-то на вершине холма из-под земли бил источник, проложивший себе путь по склону между замшелыми камнями и кустиками благоухающего вереска. А над водой возвышался старый терн, и Мария побежала к нему.

Терн был весь в цвету, цветы были белые, как маленькая лошадка, которую сэр Рольв нашел запутавшейся в серых ветвях, они крепко держали ее, когда он подошел напиться из ручья, умирая от жажды после долгой скачки. Крепко держащееся корнями за камни, дерево как будто защищало ручей, а его лепестки падали в чистую прозрачную воду. Мария сразу догадалась, что именно эти белые лепестки плыли в ручейке под маленькими мостиками перед каждым деревенским домиком. Наверно, они несли с собой исполнение тех желаний, которые деревенский люд загадывал здесь по праздникам.

– Я тоже загадаю, – сказала сама себе Мария, и положив руку на старый скрюченный ствол, загадала три желания.

Чтобы она смогла избавить долину от жестокости Людей из Темного Леса.

Чтобы она смогла встретить бедного пастушка и полюбить его.

Чтобы она смогла стать первой Лунной Принцессой, которая останется жить в своем доме.

С бьющимся сердцем она загадывала желания. Они должны сбыться, почувствовала она, она была готова на любые приключения, которые могло принести с собой исполнение этих желаний.

– Мария! – позвала ее мисс Гелиотроп. – Не уходи далеко, дорогая. Не уходи туда, где я тебя не вижу.

Мария вернулась к мисс Гелиотроп и к зверям. – Но я должна добраться до вершины холма, – заспорила она. – Я должна посмотреть буки и развалины.

– Холм слишком крут для коляски, – возразила мисс Гелиотроп. – И мне по нему не вскарабкаться. Ты должна остаться здесь, дорогая. Я не разрешаю тебе идти одной.

– Сэр Бенджамин не возражает, чтобы я гуляла, когда со мной Рольв. Вы останетесь здесь с коляской, Барвинком и Виггинсом, которые за вами приглядят, а я пойду наверх с Рольвом и Тишайкой, которые присмотрят за мной. Все будет в порядке, мисс Гелиотроп.

День был жаркий и душный, слишком жаркий, чтобы спорить, и мисс Гелиотроп уступила. Она позволила себе усесться поудобней в коляске с книгой эссе, Вигтинсом на страже и мирно пасущимся Барвинком.

– Смотри за мисс Гелиотроп, Барвинок, – приказала Мария. – Что бы ни случилось, смотри за мисс Гелиотроп.

Барвинок на секунду перестал жевать, поднял голову и бросил на хозяйку обнадеживающий взгляд. Затем он опустил голову и снова принялся пастись. Успокоенные, Мария, Рольв и Тишайка отправились на вершину холма. Дорога была крутая, жаркая и куда более длинная, чем сначала показалось Марии. Она была городской девочкой, и запыхавшаяся и разгоряченная, она завидовала Тишайке, двигавшейся длинными прыжками, и Рольву с его неутомимостью и силой. Рольв не облегчал дела, постоянно толкая ее и призывно глядя на нее своими карими глазами. – В чем дело, Рольв? – спросила она. – Я что-то делаю неправильно?

Рольв тихонько зарычал, смеясь над ее недогадливостью, и встал поперек тропинки, чтобы она могла подойти к его такой широкой спине. Тогда она поняла, что он хочет, и с облегчением взобралась на него, как на Барвинка.

Теперь все стало легко. У Рольва была прекрасная толстая шерсть, сидеть на нем было очень мягко, и ее пальцы вцепились ему в загривок, так что она чувствовала себя вполне устойчиво. Теперь она могла осмотреться, и пока они забирались все выше и выше, ей открывались прекрасные окрестности, видные, как на карте, а линия горизонта, смыкаясь с морем, походила на серебристую ленту. Но небо было низким и темным, почти лиловым, и она услышала вдали раскаты грома… А она сказала мисс Гелиотроп, что еще слишком рано для гроз… Хорошо, все будет в порядке, Барвинок за ней приглядит.

Они были почти на вершине холма, и она уже видела старые, поломанные бурей буки, их молодые листочки, кажущиеся на фоне лилового неба язычками зеленого пламени, и развалины серых камней под ними. Теперь она была среди овец. Матери поднимали головы, чтобы поглядеть на нее, и приветственно блеяли, а маленькие ягнятки резвились рядом. Ей было странно, что они, похоже, совсем не боялись Рольва. То один, то другой подходили совсем близко к нему, и он давал им дружеского шлепка своей огромной лапой, не для того, чтобы поранить их, а просто для того, чтобы заставить их перекувырнуться с ног на голову в полнейшем восторге. А Тишайка прыгала взад-вперед среди овец, и казалось, рассказывала им что-то, и они смотрели на Марию и, очень довольные, снова блеяли.

Но что это за музыка? Где-то там среди деревьев кто-то играл на пастушьей дудочке, и веселые нотки летели к Марии, как будто маня ее к себе. Она вспомнила желание, которое загадала под терном. Это был пастушок.

Они, наконец, добрались до вершины холма, Рольв остановился, и Мария соскользнула с его спины.

– Оставайтесь здесь, – сказала она ему и Тишайке и в волнении побежала к букам, карабкаясь через старые серые камни. – Где ты? – кричала она, – Ты где, пастушок?

Но ответа не было, и даже музыка замолкла. Слышно было только журчанье бегущей воды. Она замерла, посмотрела туда-сюда, прислушалась – ничего. – Наверно, мне почудилось. Не было ничего, кроме журчанья воды. От разочарования ей хотелось заплакать.

Но это длилось одну минуту, в Марии было слишком много здравого смысла, чтобы позволить себе впадать в отчаянье тогда, когда вокруг столько интересного, и поэтому она вскоре забыла о почудившейся ей мелодии. Буки с их гладкими серыми стволами и перекрещивающимися там и сям ветвями были больше похожи не на деревья, а на людей – старых серых монахов с воздетыми для благословения руками. А где-то между деревьями еще стояла стена монастыря, увитая плющом и куманикой.

Мария очутилась перед красивой резной дверью в разрушенной стене, полуспрятанной под падающей завесой плюща. Она отодвинула ветки плюща, шагнула внутрь и оказалась в том, что было когда-то маленьким вымощенным булыжником двориком. Булыжник был еще цел, его защищали упавшие стены, поросшие сорняками и куманикой. В середине дворика рос великолепный куст папоротника, и из-под него выбивалась струйка воды. – Вот он, – подумала Мария. – Святой источник.