Книга Геймер. Книги 1-4 - Юлия Игоревна Андреева

они, сам не знаю как, выживают.

— Христианская церковь, говоришь? — Ал сощурился, наблюдая, как женщины накрывают на стол. Должно быть, его людей тоже разместили по домам, обычно он не думал об этом, понимая, что за десятки отвечают десятники.

— Есть церквушка, желаете полюбопытствовать? — Староста сел было перед Алом, но тут же спохватился и вскочил.

— Ничего так не желаю, как забраться в ванну, — доброжелательно отмахнулся от него Ал.

— На что нам церкви, нам бы девок покладистых. Есть девки-то? — Сотник подмигнул девочке, должно быть, дочке хозяина, прислуживающей вместе со старшей сестрой и матерью за столом, но Ал вовремя цыкнул на него.

— Есть девки, как не быть. — Староста вздохнул. — Желаете прямо сейчас или после купания. Вода уже греется, знали бы загодя, что такие гости…

* * *

Ночью Ал вышел из дома, с удовольствием потягиваясь и глядя на круглую, точно блин, луну. Ветки большого, еще всего в красных мелких листьях клена казались серебряными, на некоторых листьях поблескивала крупная роса. Бедная деревня спала снами праведников. Это вам не столица, где ночь напролет будут жечь масло в светильниках да трепаться за жизнь, тут жизнь по древним правилам течет, пока солнышко светит — жизнь, скроется — черный омут безжизния. Рассвет — воскресение из мертвых. Ал подошел к калитке, пытаясь углядеть хоть где-то слабый огонек, куда там… лишь полная луна и яркие звезды.

Неожиданно ему почудились шаги, и вскоре Ал различил фигуру в длинных темных одеждах, судя по походке — мужчину, и семенящую в шаге от него женщину. Полная луна прекрасно освещала дорогу, так что путники могли сэкономить на фонарях, что они и делали. Ал застыл на месте, пропуская мимо себя парочку, как вдруг до него ясно донесся чуть заискивающий голос женщины.

— Послушайте меня, отец Марк, да не бегите вы так. Я же не для себя предлагаю. Послушайте. Ведь сынок у меня не рохля, не сопляк какой. Он сын самурая и не трус. Придет час, он все сделает, вы уж не извольте сомневаться. Не подведет мой сынок. Только вот в первый раз прошу, сделайте по моему слову, благословите, чтобы мой мальчик мог после отомстить за свою приемную мать.

— Да виданное ли дело, сестра, что ты у меня просишь? Чтобы я, словно какой-нибудь язычник, благословил тебя на смерть! Да ведь если только ты придешь к нашему даймё и просто назовешь свое имя… Если только скажешь, кто твой сын…

— Благословите, святой отец! Благословите, или пойду без благословения. Потому как мой мальчик только пока такой смирный, пока его настоящая беда не поцеловала, а как только…

— Не могу, сестра Мария, не могу! Ну, что вы хотите со мной делайте, но чтобы я послал на смерть мать самого… — Они остановились, женщина ткнулась лицом в грудь священника, глухо рыдая.

— Благословите, все равно рано или поздно наш душегуб всех вырежет, точно ястреб птенцов неразумных потаскает, но тогда поздно уже будет. В предсказании ясно сказано, завтра и не днем позже. Пропустим, после казнить себя за малодушие станем. Лучше пожертвовать одним человеком, чтобы сын мой после такого известия воспрял духом, пока мы еще в силе, пока нас всех по одному человеку не поубивали, пока наши братья из других общин собрали достаточно оружия и самураи не успели отобрать. Решайтесь, святой отец, сейчас или никогда!

Она резко высвободилась из объятий священника и, стуча деревянными гета, убежала прочь.

— Постойте! Куда вы бежите, сестра Мария, госпожа Марико! Подождите меня!

«Марико!» У Ала сжалось сердце. Повинуясь внезапному порыву, он одним прыжком оказался у калитки и, распахнув ее, успел увидеть лишь спину ускользающей женщины.

Напуганный столь резким появлением, священник отстранился от Ала, хватаясь за сердце и пытаясь прижаться к изгороди.

Наскоро пробормотав извинения, Ал вернулся в садик, чуть не натолкнувшись на старшую дочь хозяина.

— Не спится, Грюку-сама. — Крестьянка потупила глазки. Скорее всего, она была отвергнутой женой или переехавшей к отцу после смерти мужа вдовой. Возможно, приодень ее получше, причеши, а еще лучше дай хоть раз как следует выспаться, и ее можно будет назвать красоткой. Сейчас же она выглядела осунувшейся и преждевременно состарившейся. Спина ссутулилась, руки огрубели от тяжелой работы, но глаза… Алекс нечасто встречал у крестьянок такие умные, ясные глаза…

— Вы не знаете, что это за женщина? — он кивнул в сторону улицы. — Священник вроде как называл ее сестра Мария или Марико? — Имя Марико далось ему с трудом.

— Да, конечно. Марико, вдова, она из христианской общины, что за озером. Только мы туда не ходим, потому как боязно: если даймё прознает, сразу же утроенный налог обяжет платить. А то и прикажет своим самураям ослушникам ума-то вогнать, чтобы в другой раз неповадно было с кем ни попадя дружить. — Она сделала жест, отвращающий зло. — Поучили уже одну такую, всю кожу со спины палками сбили, а потом еще до утра в казармах с нею резвились. Сколько ни было добрых людей, никто не побрезговал. Крестьянка — оно понятно, выносливая, говорят, до рассвета еще жила.

— Христианская община. Ну да, я понял, понял.

— Странная эта Марико, очень странная, — было похоже, что дочь хозяина не против поболтать при луне. А что, приезжий важный даймё, денег отвалил за суточный постой, что другие за месяц не платят, опять же, если все и дальше так пойдет, и она сумеет гостю приглянуться, то тот ее запросто может с собой увезти, не любовницей, уж больно она нужна-то в постели, когда у него, небось, небесные красавицы ночами служат. Но, может, еще на что доброе получится сгодится. Да хоть набедренные повязки самураям стирать. Все лучше, чем здесь гнить.

— Странная? В чем же ее странность. — Спать решительно не хотелось.

— Да ведь она и не японка, если вы понимаете, о чем я, — затараторила молодка, — не японка, потому что отец ее вроде как из тех, что с «Черного корабля» к нам пожаловали. Священник, что ли.

— Священник… М-да… впрочем, он что, открыто с матерью этой вашей Марико жил?

— Открыто или нет, про то не знаю, потому как Марико с мужем в наши края недавно переехали. Омиро-сан уже тогда нежилец был, даром что огромный, точно скала, рана в нем была плохая, гнойная. Приехали, а через неделю и того… года три как овдовела горемычная. Никого себе после этого не нашла. Да и не богата она, и не красива, к тому же христианка.

— Ты тоже на личико, уж не обессудь, не принцесса, — хмыкнул Ал, — а пожалуй, надежды