Книга Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

За день до их расставания Пауэлл почувствовал тревогу Эштон и рискнул пригласить ее на прогулку по набережной, пока Хантун отдыхал. Муж Эштон с самого утра пребывал в прострации, проглотив накануне вечером слишком много бурбона.

– Мне жаль, что приходится разлучаться на какое-то время, – заговорил Пауэлл.

Не прикасаясь друг к другу, они прошли мимо компании шумных смеющихся грузчиков; черные рабочие таскали на речной пароход мешки и ящики.

– Я знаю, путешествие было трудным.

– Отвратительным. – Эштон выпятила нижнюю губу. – Я просто слов не нахожу, чтобы выразить, как я устала от грязных постелей и дешевой еды.

Полагая, что в суетливом речном порту их никто не узнает, Пауэлл взял ее руку и просунул под свой локоть. Их убогая гостиница находилась в двух кварталах от порта, а Хантун заснул, когда они уходили.

– Я понимаю, – пробормотал Пауэлл. – Но нас ждут и другие тяжелые дни.

Он осторожно погладил ее пальцы, и она с удивлением почувствовала, как от этого жеста в ее сердце шевельнулась какая-то странная неуверенность.

Еще у нее покалывало в шее. Правда, как раз сейчас она была вынуждена терпеть ежемесячное женское бремя, а в эти дни ее всегда мучили разные недомогания и у нее портилось настроение.

– Но когда все останется позади, мы начнем создавать свое новое государство для людей по-настоящему достойных. Для тех, кто верит в единственно подлинную аристократию – аристократию денег и собственности. И никаким поборникам равноправия или негролюбам там не будет места.

Эштон не улыбнулась; в этот день ее ничто не радовало.

– Я не хочу ехать дальше одна, – сказала она.

– В дилижансе ты будешь в полной безопасности. Денег на любой непредвиденный случай у тебя достаточно…

– Не в том дело. Просто это еще одно долгое неприятное путешествие.

– А мне, по-твоему, будет легче? – вспылил Пауэлл. – Наоборот. В Вирджиния-Сити надо загрузить две повозки секретного груза и постоянно беспокоиться о ворах, а потом провезти их несколько сот миль до Территории Нью-Мексико, через дикие места, где полно враждебных дикарей. Если уж я считаю, что потенциальная награда стоит такого риска, то и тебе, моя дорогая, как мне кажется, не следует жаловаться на вполне удобную поездку на дилижансе.

Живот Эштон внезапно скрутило болью; губы побелели. Какой-то проходящий мимо деревенщина ощупал жадным взглядом ее грудь. Грязная бахрома его куртки из оленьей кожи задела ее руку, и Эштон показалось, что до нее дотронулся прокаженный.

Пауэлл все еще сердился. В последнее время его раздражало буквально все, – наверное, тоже сказывалась усталость от постоянного напряжения. Понимая это, Эштон смягчилась:

– Да, ты прав… извини. – Она на миг опустила голову, признавая его превосходство и власть. – Просто это такая мука – лежать рядом с ним в постели каждую ночь и думать только о тебе.

С реки донесся гудок пакетбота, шедшего вверх по течению.

– Никогда не забывай того, что я сказал на «Ройял Альберт». Джеймс нам необходим. Джеймс, – он посмотрел на нее многозначительным взглядом, – хороший солдат.

Лицо Эштон, побледневшее и исхудавшее за зиму из-за того, что она отказывалась от плохой пищи, слегка порозовело. Она совсем забыла об этой военной метафоре.

Глаза Пауэлла загорелись. Иногда, видя в них этот особенный блеск, Эштон спрашивала себя, полностью ли в своем уме ее любовник. Не то чтобы это имело значение, ведь такие грандиозные планы едва ли могли прийти в голову человеку заурядному.

– Позволь еще тебе напомнить, – мягко продолжил Пауэлл, – что от Комстока до нашей конечной цели нам предстоит очень долгий путь. Многие мили по пустыне, где совсем нет воды, вокруг полно кровожадных индейцев, и с любым из солдат, которые меня сопровождают, может случиться что угодно.

Эштон сразу повеселела, чувствуя облегчение и радость, несмотря на свое женское недомогание. Она даже слегка пожалела Джеймса. «Бедный солдатик… он готов начать свою последнюю военную кампанию».

В половине квартала от них, затаившись в тени высокой стены какого-то торгового здания, Хантун покачал головой, сунул под очки платок и энергично вытер оба глаза по очереди. Потом пошел дальше к реке, следуя за женой и Пауэллом, пока они не исчезли за грудой бочек.

Слезы снова набежали на глаза. Хантун сморгнул их, растерянный и возмущенный. То, что он увидел, ничуть не удивило его. Подозрения зародились в его душе больше года назад, а с тех пор как Пауэлл присоединился к ним в их разъездах, он уже не раз и не два ловил взгляды, которыми обменивались любовники.

Он не винил Ламара. Он винил ту сучку, на которой женился. Когда они уходили, он сделал вил, что уснул, а потом последовал за ними, чтобы увидеть точные доказательства, и он их увидел. Теперь надо написать второе письмо, сообщив ей о первом.

Хантун развернулся и быстро пошел обратно к дешевому отелю, в котором они остановились. На его лице застыло странное выражение, настолько безумное, что двое закутанных в одеяла индейцев, сидевших у колеса телеги, еще долго смотрели ему вслед.

В суматохе отъезда Хантун поцеловал Эштон в щеку, а потом сунул ей в руку запечатанный конверт. Пассажиры уже садились в элегантный дилижанс в форме яйца, построенный на конкордской фабрике компании «Эббот и Даунинг» в Нью-Гэмпшире. Для особой мягкости хода экипаж был снабжен толстыми и широкими кожаными ремнями, натянутыми под кабиной. На всех дверцах блестящей ярко-синей кабины было нанесено одинаковое сентиментальное изображение красивой девушки, которая с умилением смотрела на голубку, сидящую у нее на руке. Эштон мало трогали эти излишества, сейчас ее больше волновала возможность занять хорошие места, которых с каждой минутой становилось все меньше.

– Что это? – посмотрев на письмо, раздраженно спросила она.

– Да так… всякие нежности, – криво улыбнулся Хантун, избегая ее взгляда. – Если со мной что-нибудь случится, вскрой конверт. Но не раньше. Ты должна поклясться честью, что выполнишь мою просьбу, Эштон.

Эштон была готова пообещать что угодно, лишь бы поскорее отвязаться от этого жирного идиота и сесть в дилижанс.

– Конечно, милый. Клянусь!

Она подставила ему щеку для прощального поцелуя. Хантун прижался лбом к ее плечу, давая ей возможность бросить последний страстный взгляд на Пауэлла, особенно элегантного и возбужденного этим утром. Пауэлл поигрывал тростью и с почтительного расстояния наблюдал за супругами.

Пока длились затянувшиеся проводы, кучер дилижанса заглянул внутрь. У него была широкая седая борода и вышитый бисером жилет, который выглядел так, словно его разок окунули в овощной суп.

– Граждане, кто из вас уже ездил на «конкордах»? – спросил он; вверх поднялась только одна рука. – Ну так вот – они сильно удобные, как вы скоро увидите. Но если кто едет до самого Санта-Фе, то должен предупредить: дороги там уж очень плохие, просто ужас какие петлявые. Так вдруг начнут изворачиваться, заразы, что лошади даже багаж схватить могут.