Книга Мой брат, мой враг - Иван Козлов

Ром дремал за баранкой, в его руках она казалась игрушкой. Это был огромный мужчина ростом под два метра и весом в полтора центнера. Кажется, все свободное время он только тем и занимался, что читал газеты. И сейчас стопка их лежала на его коленях.

Ром открыл один глаз и тотчас захлопнул его. Даже на часы не взглянул, но безошибочно сказал:

— Еще есть время, постоим.

Рома, Бильбао уже знал это, Солодовых взял себе в водители из милиции. А до милиции Ром занимался автогонками. Ему тридцать два года. Машину он водит, конечно, классно. Что еще профессионально может делать — молчать. Бильбао до сих пор не знает даже настоящего его имени, не знает, есть ли у него семья. Знает только причину ухода Рома из органов, это произошло всего месяца за два до переезда сюда Бильбао. «Солодовых больше платит», — как-то обронил он.

Через десять минут Ром повернул ключ зажигания.

— Ты знаешь, что шефа сегодня в сауну везешь? — спросил Бильбао.

— Вроде, — услышал краткий ответ.

— Давай проедем еще раз по этому маршруту. Тот пожал плечами, сорвал машину с места, через пять минут выскочил уже на центральную улицу, только там спросил:

— Так по какой ехать будем?

— По Фрунзе.

Ром вскинул голову, наверное, он крайне удивился:

— Петров меня просил опробовать Луганскую.

Луганскую Бильбао тоже исследовал. Вполне подходящая оказалась.

— И как она тебе?

— Я по любой проеду, — ответил Ром.

— Тогда остановимся на Фрунзе.

Светофор был виден издали, Ром рассчитал так, что мерс не пришлось притормаживать, и он, не замедляя хода, повернул направо.

— К самой сауне подъезжать?

— Не стоит, — сказал Бильбао, про себя отметив: Ром, скорее всего, не знает о том, что сауну, как и дорогу, они выбрали другую. Слишком уж страхуется Петров. Это именно по его просьбе колесит сейчас Бильбао ложным маршрутом…

Иван Николаевич, как всегда, без всяких приветствий показал ему пальцем на свободный стул, продолжая читать отпечатанные на машинке листы. Он стоял у окна с опущенными жалюзи еще минут пять в полном молчании, затем сел напротив Бильбао.

— День сегодня славный, Калганов.

— Потому что сауна ожидается? Париться любишь, Иван Николаевич?

— Так точно. Париться сегодня придется. Без сауны только. Мы с тобой когда-нибудь потом в сауну сходим, когда дел будет меньше.

— Да брось, Иван Николаевич! Нет у нас никаких дел! Разве что постоим на стрёме, да и то ради оправдания зарплаты, в то время, когда в предбаннике хозяин с гостями коньяк пить будет.

— Не читаешь ты, в отличие от нашего Рома, прессу, — сказал Петров с деланым сожалением. — Хотя, конечно, там не все пишут, но… — Он взял лежавшую перед ним газету. — Но кое-что любопытное можно найти. Вот, к примеру. В Сибири убит при выходе из подъезда жилого дома некто Красухин, нефтепромышленник, кандидат в депутаты, меценат. Что скажешь?

Бильбао хмыкнул:

— Таких фактов сейчас в каждой газете полно.

— Понимаю. Это других, значит, стреляют, а нас не тронут, мы особые… Я, Калганов, только одно тебе скажу: к Солодовых должно было приехать шесть гостей, а приехало пять. Красухин не приехал. Он как раз в аэропорт собрался отправиться, и тут — автоматная очередь в грудь и контрольная пуля за ухо. Что тебе еще не ясно?

— Причина. — Бильбао вспомнил Аслана. — У нас однажды дело тоже до перестрелки почти дошло, но мне было понятно почему. А тут… Если какого-то Красухина два дня назад, да еще в Сибири грохнули, то почему мы должны сегодня сауну в южном городе охранять?

Петров отложил газету, потянулся за закипевшим чайником:

— Тебе кофе?

Раздался непонятный щелчок, при котором Петров тотчас отставил чайник и вновь шагнул к столу. Уже оттуда сказал:

— Наливай, Калганов. Мне покрепче, полчашки и без сахара.

— Что это было, Иван Николаевич?

— А ничего особого. Дверь в автомашине хлопнула. Ром размяться вышел. Жучок в нашем мерсе стоит, а я иногда слушаю, не случилось ли там чего: вот он, микрофон, в приборе с авторучками.

Бильбао посмотрел вниз сквозь жалюзи. Ром, присев на корточки, протирал бампер и фары. Он вылизывал машину при любой возможности.

— Он знает, что салон прослушивается? — спросил Бильбао.

— Вряд ли.

— А у меня на квартире тоже жучки стоят?

Петров стал перебирать шариковые авторучки, защелкал одной, с минуту молчал, занимаясь только этим, потом вздохнул:

— Кофе остынет, давай садиться. Мы о Красухине разговор начали, да? Газета пишет примерно то же, что говоришь ты. Был он, мол, примерным семьянином, в азартные игры не играл, с подозрительными личностями не якшался, и совершенно не понятно, кому понадобилась его смерть. Для журналистов не понятно. А ты, Калганов, напряги извилины. Я кратким быть постараюсь, без нюансов информацию тебе выдам. Шеф и все его товарищи занимаются знаешь чем? Продажей одного из самых ходовых и пока недефицитных в стране товаров. Нефтью он называется. Недефицитный он в том плане, что если очень повезет, то и на дачном участке можно на фонтан нефти наткнуться. Труднее этот товар продать и получить за него валюту. Коридоры для этого все же ограничены. У Красухина он был, у Солодовых — есть. Короче, людей с нефтью больше, чем коридоров, и от этого возникают проблемы.

— И у Солодовых? — спросил Бильбао.

Петров выдвинул верхний ящик стола, что-то нажал там, сказав при этом:

— Вчерашняя запись. При желании можно и другие послушать, но, если что-нибудь хочешь понять, тебе и этой достаточно будет. Техника, правда, еще из старых запасов, хрипит малость, так что извини.

Мужской голос тем не менее был слышен вполне отчетливо:

«Васятка, долго базарить не будем, сразу говорю мое последнее условие. Сумму, которую раньше тебе обещал, удваиваю. Можешь опять отказаться, на нет и суда нет, согласен, но предупреждаю: есть кое-что посущественней. Калибр в девять миллиметров, к примеру. Звоню тебе через полчаса, скажешь свое решение».

Запись закончилась.

— И что произошло через полчаса, Иван Николаевич?

Петров отхлебнул кофе, откинулся на спинку кресла.

— С завтрашнего дня ты с малышом уже не гуляешь, Сережа. — Кажется, впервые он назвал Калганова по имени. — Есть дела поважнее. Я могу тебе сейчас показать фотографию человека, который звонил нашему шефу, но это ничего тебе не даст. Он — заказчик. Охотиться за Солодовых будет кто-то другой, и мы его не знаем.

— Значит, Василий Егорович отказал в просьбе?

— Да, отказал в просьбе поделиться миллионами, а в конечном итоге — уступить место у кассы, скажем так. Экономическими деталями голову по-прежнему забивать не хочешь?