Книга Девятнадцать писем - Джоди Перри

Он покачал головой, прежде чем заговорить, и я увидел, как рука твоей матери взлетела вверх, прикрывая её рот.

— У неё разорвался аппендицит раньше, чем мы приехали в больницу. Её повезли в операционную, но она не выжила… она умерла на операционном столе.

Я услышал громкий вздох твоей матери за мгновения до того, как мой отец упал на колени. У меня молча текли слёзы, когда он закрыл лицо руками и начал рыдать. Это был первый и единственный раз, когда я видел его слёзы.

Это причина, по которой я сегодня утром включил радио. Это время моей жизни, вспоминать о котором слишком больно. Если бы только я встал с кровати, когда мой отец попросил первый раз, они могли бы попасть в больницу вовремя, и, может быть, она сегодня ещё была бы жива.

До сих пор больно даже думать о ней. Я очень сильно по ней скучаю. Ей было всего тридцать три; слишком молодая и красивая, чтобы умирать.

В письме ещё две страницы, но на этом этапе мне приходится его отложить. Я больше не могу видеть слова сквозь слёзы. У меня разбивается сердце за маленького мальчика, которым он однажды был, и за то, через что прошла его семья. Тот факт, что он все эти годы носил в себе чувство вины, вызывает у меня невероятную грусть. Нагнувшись, я достаю две салфетки из коробки на прикроватной тумбочке.

Я вытираю глаза и подхожу к белому столу, который стоит под окном. Мои пальцы сжимают спинку стула, пока я смотрю на соседний дом; место, где жил он и его семья. Я задумываюсь о его отце и о том, почему он больше там не живёт. Он повторно женился после смерти жены?

Я хватаю свою сумочку и копаюсь в ней, ища телефон. У меня так много вопросов, и я так много хочу сказать Брэкстону в этот момент. Я нажимаю кнопку с одной стороны телефона, чтобы пробудить его к жизни. Открывая мессенджер, я нахожу в списке только одно сообщение, от Брэкстона. В нём говорится: «Проверка»; он отправил его, когда показывал мне, как работает телефон. Нажав на него, я набираю ответ. «Я очень сожалею о том, что случилось с твоей мамой».

Я нажимаю «отправить». Не знаю, что ещё ему сказать, но хочу, чтобы он знал, что мне жаль. Очень жаль. Мне хотелось бы найти достаточно глубокие слова, чтобы облегчить его боль.

Я сбита с толку через несколько секунд, когда приходит ответ. «Спасибо. Мне не следовало обременять тебя своими проблемами, и мне стыдно, что понадобилось так много времени, чтобы рассказать. Я чувствую себя легче, что наконец сказал правду».

Я быстро отвечаю, над ответом не приходится долго думать; просто я это чувствую. «Я благодарна, что ты решил поделиться этим со мной, на это нужно много мужества. Ты не должен брать на себя ответственность за её смерть. Это было просто одно из этих неудачных стечений обстоятельств. Ты был просто ребёнком, Брэкстон».

Его сообщение приходит через несколько секунд. «Для меня много значат твои слова».

«Это правда. Я очень хочу прямо сейчас тебя обнять».

Почти минуту стоит тишина, прежде чем мой телефон издаёт сигнал.

«Хочешь?»

«Да. И это правда».

«Я могу и согласиться на одно из твоих объятий, — пишет он. — Ты обнимаешься лучше всех. У меня сейчас важная встреча на работе, а потом я еду обратно в больницу, но я могу получить шанс сделать это утром?»

Я улыбаюсь на его ответ и на самом деле с нетерпением жду завтрашнего дня, чтобы обнять его. Я хочу спросить, чем он занимается на работе, но он на встрече, так что я сдерживаюсь. Я чувствую себя эгоисткой из-за того, что не знаю о нём этого.

«Прости, что отвлекаю тебя от работы. Наслаждайся остатком своего дня. Я пойду закончу читать остальное твоё письмо».

Он тут же пишет в ответ. «Ты никогда не отвлекаешь. Твои сообщения сделали мой день. Я сижу здесь в зале заседаний с нелепой улыбкой на лице, а Лукас смотрит на меня странным взглядом. Пиши мне в любое время дня и ночи. Для тебя я всегда буду доступен, Джем. Всегда».

Моя улыбка становится шире. «Спасибо. Я ценю это. Увидимся завтра».

«Я с нетерпением жду этого и своего объятия».

Хоть я не вижу своё лицо, но уверена, что на нем такая же нелепая улыбка.

Я подхожу обратно к кровати, кладя телефон на прикроватный столик. В моём животе трепет, которого я никогда не чувствовала раньше.

Я ем свой сэндвич, прежде чем прочитать остаток письма. Я умираю от голода, и мне нужно несколько минут, чтобы собраться.

Смерть моей матери и долгие часы работы отца означали, что я проводил намного больше времени в твоём доме. Твоя мама предложила помогать моему папе всегда, когда может. За последующие месяца он развалился на части, и, видя его таким, я только больше чувствовал вину.

Тогда вступила твоя мама. Она заботилась обо мне как о своём ребёнке. Часто по ночам она сидела со мной допоздна и обнимала меня, пока я плакал. Она делала всё возможное и невозможное, и я всегда буду любить её за это. Твои родители всегда относились ко мне фантастически, но за последующие годы вы все стали моей семьёй. Я не уверен, как мы с отцом выжили бы без поддержки твоей семьи.

* * *

Третье января 2002 года. Это было лето, и у нас были школьные каникулы. Я познакомился с твоими бабушкой и дедушкой, когда они приехали в город навестить твою семью, но это был первый раз, когда я остался на их ферме в деревне. Ты назвала их баба и деда, и в итоге я тоже стал так говорить.

Твои дедушка и бабушка, Альберт и Изабелла Григгс, были двумя самыми милыми, самыми искренними людьми, которых я когда-либо встречал. Я очень сильно полюбил их за прошедшие годы.

Ты обожала их, как и они тебя. Ты была их единственной внучкой и известна как их маленькая Джем-Джем. Деда говорил, что ты отрада его глаз, что вызывало у нас смех. Он был фермером, и у него было больше двухсот яблонь. Во время сбора урожая он нанимал сборщиков, но платил нам по несколько долларов каждому, чтобы подбирать яблоки, которые упали с деревьев. С деньгами, которые заработали, мы ехали на велосипедах в магазин на углу в городе и покупали мороженое и леденцы.

Ты умоляла деда разрешить нам забираться на лестницы, как другим рабочим, но он и слышать об этом не хотел. Он редко тебе отказывал, особенно, когда ты надувала губы и смотрела на него своими большими карими глазами, но в этом он не уступал. Ты не была этим довольна, но он отказывал только потому, что не хотел, чтобы нам было больно. Я, с другой стороны, чувствовал облегчение.

Раз уж, похоже, в этом письме я признаюсь тебе в своих глубочайших тёмных секретах, я могу сказать тебе и то, что боюсь высоты. Точнее, я от неё в ужасе. Это не по-мужски, я знаю и надеюсь, что ты из-за этого не думаешь обо мне плохо, но это правда. Дай мне пауков, змей, страшные горки (только если они не высоко от земли) и даже быстрые машины, но не высоту; никогда не нужно высоты. Это иронично, учитывая, чем я зарабатываю на жизнь, но я никогда не чувствовал себя комфортно, находясь на высоте. Может, если бы я сказал тебе это раньше, мне бы не пришлось страдать от всех ужасающих вещей, которые ты заставляла меня делать за все годы.