Книга Дом последней надежды - Екатерина Лесина

— Иоко. — Я поднялась, и кошка, широко зевнув, потянулась за мною. Она потерлась о ноги и села, не сводя разноцветного взгляда с чужака.

Кошке он… нравился?

— Знаю.

— Чем могу помочь?

Он тронул темную гроздь листьев. Сделал глубокий вдох и произнес:

— Здесь… довольно мило.

— Нам тоже нравится…

Почему никто не предупредил меня о приходе гостя? Не сочли нужным? Или… побоялись? Я прислушалась к дому. Тишина. Слегка поскрипывает, вздыхает, но притворяется нежилым.

— Мой человек рассказал мне о твоей задумке. Неплохо для женщины…

Какая снисходительность.

Впрочем, со снисходительностью я сталкивалась часто в той, в прошлой жизни. И с насмешками… и с попытками поставить меня на место, а место женщины в мужском мире — у ног победителя, и женщина-то должна быть красивой. Податливой. Восторженной. А еще благодарной, некапризной, умной, но не выпячивающей свой ум. Молчаливой. Нетребовательной. Список требований был огромен, как и раздражение, когда я отказывалась принимать на себя чужую роль.

— Но мне надо знать, что ты с этого получишь.

— А твой человек не сказал? — Я позволила себе толику недоверия.

— Сказал, но… не пойми меня превратно, женщина. Я забочусь о своих людях. Я не хочу, чтобы люди эти попали в… неприятную ситуацию.

— Какую?

У него нет причин доверять мне, как и у меня — доверять ему. Он кружит, приглядываясь к Иоко. Кого видит? Довольно молодую женщину в простом кимоно… слишком, пожалуй, свободную для местных женщин, слишком… иную?

Если так, плохо.

— Это ты мне скажи. — Урлак оскалился. — Обычно вы нас избегаете… а уж чтобы в доме привечать…

— Дома бывают разными… — Я провела ладонью по стене. — Что видишь ты в этом?

Молчание.

Мне высочайше позволено говорить. И теперь главное — не скатиться в оправдания.

— Этот дом стар. И беден. Когда-то здесь находилась мастерская моего отца, а теперь… теперь мы все доживаем свой срок.

— Доживать вам еще изрядно.

Он не скрывал насмешки. И еще легкого презрения, которое ранило тонкую душу Иоко. И это злило, в конце концов, я не звала его сюда.

Сам явился.

Спокойно.

Если переживать по каждому пустяку, этак и вправду заболеть недолго…

И вновь укол.

Вспышка темноты и, кажется, чей-то голос.

Упрек.

…заболеть недолго.

…недолго заболеть… болезнь… и отвар для успокоения… ты забыла, что должна принимать его… резковатая горечь, которая заставляет меня отставить кубок.

— С тобой все в порядке? — Меня тряхнули, вырывая из воспоминаний, и кошка рассерженно зашипела. В голосе ее мне послышалось предупреждение, и я подумала, что ныне же сама вынесу ей рыбьих потрохов, до которых кошка была большой охотницей.

А еще я никогда не видела ее хозяйки.

Впрочем, никого из соседей.

Даже старой Ницухито, которая частенько заглядывала к отцу пожаловаться на сыновей своих. Мне она приносила сладкую фасоль и рассказы о чудовищах, живущих в реке… куда она подевалась?

Тоже переехала?

Умерла?

Или просто не желает иметь ничего общего с отвержен ной, вот и прячется за забором? Если и так, то ее право.

— Да, в полном. — Я убрала руку, которая не спешила расставаться с моим плечом. И держал меня хевдир отнюдь не нежно.

От него пахло деревом и маслами, как от отца, когда он, позабыв о призвании, брался за иной, грубый инструмент. Матушка тогда становилась раздражительна, все повторяла, что он испортит себе руки и тогда мы всенепременно разоримся…

Какая малость, всего-то знакомый запах, и Иоко, бестолковая, готова проникнуться симпатией.

— Ты стала белой, женщина.

— Я не так давно оправилась от серьезной болезни, поэтому пока… случаются мгновения слабости. — Я вздохнула и сказала: — Оглянитесь… это старый дом, в котором живут никому не нужные женщины… и живут не слишком-то хорошо. Скоро зима, и в доме станет холодно…

— Вам нужны деньги.

Это было утверждением.

А глаза у него синие, неправдоподобно яркие, и эта синева завораживает, кружит голову… мой бывший умел смотреть проникновенно, казалось, с тайным смыслом…

Это не мое сердце застучало слишком уж быстро.

Иллюзия.

Опасно поддаваться иллюзиям.

— Нужны, — спокойно ответила я, отступая на шаг. Шага слишком мало, чтобы ощутить себя в безопасности, но, к сожалению, бежать — не самая лучшая стратегия. Этот из тех, кто побег посчитает вызовом и бросится в погоню, просто чтобы доказать себе, что способен догнать. — И не мне одной.

— И сколько вам хватит?

— Для чего?

Урлак нервно пожал плечами.

— Деньги вторичны. — Я сложила руки, скрывая дрожащие пальцы в рукавах. — Сколько бы вы ни дали мне, рано или поздно они закончатся. Мы платим за дом… пока платим. За еду. За топливо. За одежду…

…которая тоже рано или поздно обветшает.

А есть ведь еще и ребенок, сколько осталось до его появления? Четыре месяца? Три? Детям требуется уйма всего.

Целители, ибо, как показал опыт, одними настоями Мацухито мы не спасемся…

— И что же тебе нужно?

— Возможность зарабатывать эти деньги самим.

А вот теперь я его явно озадачила.

Определенно.

— Осенняя ярмарка, — я подняла пару листьев, раз уж один букет рассыпался, я вполне способна собрать второй, — прекрасная возможность… у нас есть что предложить ценителям…

А вот это выражение мне совсем не по вкусу…

Недовольство?

И… вновь презрение?

Почему?

В его мире женщинам не позволено быть самостоятельными? Или же… конечно, в мужском представлении женщина способна заработать деньги одним-единственным способом.

— …и если вы окажете любезность и задержитесь ненадолго, мы…

В этой комнатушке было пусто.

Почти.

Пара плетеных корзин и груда цветного тряпья в них, которому лишь предстоит стать чем-то, годным на продажу.

Что у нас есть? Разрисованные Юкико платки. Пара вышитых мячей. И крохотные заколки-хризантемы, сделанные из остатков лент.

— Вот, — я высыпаю заколки в подставленную ладонь. — У нас есть, чем торговать…

Хевдир растерян.