Книга Вечный человек - Гордон Диксон

Джим терпеливо прослушал больше четырех часов записи таких обрывков, но в итоге стал разбираться в этих загадочных упоминаниях не лучше, чем раньше. Все сводилось к тому, что уже рассказали Моллен и Мэри. Где-то за территорией лаагов — где-то, куда можно было добраться на корабле с интеграционными двигателями, то есть дальше к центру галактики, — было что-то, что Рауль считал раем — или даже несколькими.

Невозможно было представить, чтобы это были планеты самих лаагов, так как Раулю их родина явно показалась непривлекательной. Кроме того, поскольку «Охотник на бабочек» явно побывал в руках лаагов, разумно было предположить, что это произошло после того, как Рауль стал частью корабля. Иначе, скорее всего, лааги заинтересовались бы прежде всего пилотом-человеком, а не кораблем; особенно учитывая то, что их корабли были примерно того же уровня, что и человеческие, если судить по результатам боев.

Нет, скорее всего, лааги поймали Рауля на обратном пути из этого неизвестного рая.

Это все, что можно было предположить с достаточной уверенностью. Прослушанные Джимом записи объяснили ему не больше, чем рассказали Мэри, Моллен и другие, кто их слушал.

Джим так и объявил, когда записи закончились.

— Придется мне все-таки отправиться туда и посмотреть, — заметил он.

— Пожалуй, — согласился генерал.

— Еще есть причины не отправляться немедленно? — поинтересовался Джим.

— Вообще-то есть, — сказал Моллен. — Тебе, может, и не надо собирать вещи, а вот Мэри надо. Она отправляется с тобой.

Во второй раз с тех пор, как его телом стал корабль, Джима переполнили чувства.

— Мэри! — воскликнул он.

— Да, — сказала Мэри. — Нам надо многое узнать о человеческом разуме в другом сосуде, вроде этого. Здесь я сделала все, что могла. Продолжить я могу только с тобой вместо Рауля и в космосе, где все это с ним случилось.

— Но ты же не можешь полететь... — Джим уже прикидывал интересные возможности интеграционных двигателей. Когда он останется один в космосе, то сможет испробовать кое-какие маневры, технически доступные истребителям, но размазывавшие пилотов по стенкам. Без хрупкого человеческого тела истребитель мог попробовать все то, о чем мечтал любой пилот. Но если на борту окажется пассажир, то он, естественно, будет возражать против таких экспериментов.

— Я хочу сказать, — продолжил Джим, — это же будет полет длиннее и опаснее, чем кто-нибудь когда-нибудь пробовал. Мне придется уходить от лаагов, и если на борту будет человек, то мои возможности будут ограничены...

— У тебя на борту не будет человека, — сказала Мэри. — Я буду с тобой так же, как была с Раулем. Когда ты был под наркозом, мне имплантировали кусочек твоей живой ткани. Мы, конечно, использовали иммунные супрессанты, чтобы избежать отторжения. Ткани прижились, и теперь я готова быть с тобой.

— Ну это мы еще посмотрим, — проговорил Джим, готовясь взлететь в космос прямо с пола лаборатории.

— Ты не сможешь оставить меня здесь, даже если захочешь, — прервала его Мэри.

Но сказала она это прямо в его мозгу. Ощущение было такое, будто ее слова были мыслью, которая внезапно возникла у него в голове. Потом ее голос опять зазвучал снаружи, как обычно.

— Вот видишь, — сказала Мэри, — я уже с тобой. Я уже несколько недель с тобой, точнее, в состоянии быть с тобой. Я могу подключиться, хочешь ты того или нет. Я знаю, что не хочешь; но все было бы намного проще, если бы ты смирился с моим присутствием.

Джим промолчал. Мысленно он добавил еще один пункт в список того, что с ним проделали, не дав ему шанса возразить. В глубине души он признался себе, что в этом случае мог бы и воспротивиться. Но не настаивал бы, если бы ему объяснили, что присутствие Мэри необходимо. Им следовало это знать.

— Я знаю, что ты меня недолюбливаешь, — сказала Мэри с долей горечи. — Но дело важнее, чем приязнь и неприязнь. Слишком многое нужно узнать — мы не можем не послать туда кого-нибудь.

— Я тебя не недолюбливаю, — сказал Джим. Ему казалось, что это прозвучало с не меньшим напором, чем у Моллена, но, возможно, он себе льстил. — Не то чтобы это была любовь с первого взгляда, но теперь ты мне даже нравишься.

— Да? — произнесла Мэри недоверчиво.

— Да. Я бы не сказал, что ты первая, кого бы я выбрал в товарищи на необитаемом острове — или в истребителе. Но я выбрал бы тебя прежде многих других.

Мэри ничего не ответила, и выражение ее лица не изменилось.

— Это правда, — сказал Джим и неожиданно добавил: — Разве хоть один космический корабль тебе когда-нибудь соврал?

Еще секунду лицо Мэри не менялось. Потом она улыбнулась. Моллен хрипловато рассмеялся.

— Ладно, — сказала Мэри наконец. — Поверю тебе на слово, что ты не против моего присутствия. Теперь вот что: мы готовились к моему отбытию уже несколько недель, с тех пор как подумали, что ты сможешь перенестись в «ИДруга». Но все равно мне надо еще кое-что сделать перед отправлением. Раньше чем через два дня не получится.

— Что приводит нас к следующему вопросу, — сказал Моллен и посмотрел на «ИДруга». — Чем нам тебя пока занять, Джим? Вся физическая информация, которая тебе потребуется — во всяком случае, все, что у нас есть о территории лаагов и окрестностях, — и вообще все, что может тебе пригодиться, уже в корабельных блоках информации. Еще что-нибудь тебе понадобится?

— Да вроде ничего больше в голову не приходит, — сказал Джим. — Я так понимаю, что я отсюда могу подключаться к линиям внутри базы и внешним системам — а, верно, даже спрашивать не надо, я вижу, что могу. Нет, генерал, у меня все в порядке, мне даже хорошей книжки не понадобится.

— И что ты будешь делать? — поинтересовалась Мэри, с любопытством глядя на него.

— То же, что Рауль делает все время. Мечтать, — ответил он.

Глава одиннадцатая

К собственному удивлению, Джим не все это время мечтал. Он занялся другими умственными упражнениями.

Ничего подобного он не ожидал. Джим рассчитывал провести пару дней, заново переживая свои самые приятные воспоминания. Вызывать в памяти счастливые моменты прошлого было настоящим удовольствием, да еще в таких подробностях — его подсознание выдавало намного больше деталей, чем обычно. Раньше в памяти всплывало время, место, действие и эмоция, но теперешняя новая память давала куда больше. Он мог изучать отдельный прожитый им момент и, приглядевшись к нему поближе, разглядеть узор на обивке мебели, разбросанные по комнате мелочи, яркость струящегося через окна солнечного света. Джима постепенно заворожили не столько воспоминания, сколько возможности его памяти и, следовательно, возможности и ограничения его нового «я».

Он всегда считал, что находится в отличной физической форме, и поэтому настолько принимал свое тело как должное, что, как правило, забывал, что у него есть свои запросы. Теперь, лишившись тела, он с удивлением обнаружил, насколько оно было загружено и сколько сигналов посылало ему. Разум всегда получал множество импульсов от тела, начиная с подтверждений, что все в порядке, и кончая сигналами тревоги, от усталости до настоящей боли. Просто он считал это частью жизненного процесса и, как правило, обрабатывал их автоматически.