Книга Гимназия Царима - Марьяна Сурикова

Отец услышал мой крик, высунулся из окошка и помахал рукой на прощанье, а я расстроенно застонала.

Ну пожалуйста, пусть брат Эсташа продаст это кольцо кому угодно, только не папе!

Кто же мог знать, что отец так близко к сердцу примет мое огорчение? Видимо, получить отказ, адресованный тебе лично, гораздо проще, чем когда отвергают любимого ребенка. Не зря он задумал отдать кольцо тому, кто решит на мне жениться. Отплатить тен Лоранам столь демонстративным и оскорбительным способом! Забрать единственную ценность, что хранилась в их роду и оберегалась веками, а после вручить моему супругу как часть приданого.

Я вспомнила, что некоторое время назад сама мечтала, как однажды повстречаю гордеца Лорана на одном из приемов. Замужняя, счастливая, сияющая. Нас представят, а я только кивну и величественно пройду мимо, и он конечно же будет жутко сожалеть о своем отказе. Зато теперь я понимала, что никому из нас не стать выше защитника. Можно только унизить себя столь недостойными попытками. И еще мне было безумно жаль старинную вещь, отданную в уплату долгов. И тягостно становилось от сознания, что отец не захочет отступиться от своей идеи. Он в подобных случаях мог быть невыносимо упрямым и никого не слушал.

— Ну как, как можно было довести свой род до такого состояния, чтобы отдать на сторону редчайшую на свете вещь! Неужели нельзя было смирить гордость и жениться?! И он сам виноват, сам. Обрек родных на нищету!

— Какие интересные рассуждения, тэа. — Слуха коснулся голос, при звуках которого заныло в груди.

Я прижала ко рту ладонь, только оказалось поздно. Опрометчивые слова уже сорвались с губ и достигли ушей того, о ком были произнесены. Злая, раздосадованная, униженная намерением отца, ощущением неотвратимости будущего разлада между моей семьей и родом тен Лоран, я пыталась найти нам оправдание. Все сожаления накатили неотвратимо и позволили забыть о том, что Эсташ тоже провожал брата, однако не попался мне навстречу, а значит, находился еще у ворот.

Он и стоял чуть поодаль, прислонившись к стволу высокого дуба, сложив на груди руки и глядя вслед карете.

— Рассуждения обо мне, я полагаю?

Эсташ повернул голову, взглянул на меня, растрепанную, запыхавшуюся и отчаянно покрасневшую. Защитник, который уберег меня от растительной твари и оказался настолько великодушен, что даже не обмолвился никому о нарушении правил гимназии.

Как же мне хотелось взять свои слова назад! Но поздно, впечатление было произведено. И ведь Эсташ наверняка заметил наши с отцом перешептывания, как мы кидали на них с братом взгляды, подобно остальным присутствующим. А даже если не обратил внимания тогда, сделал соответствующие выводы сейчас. И пожалуй, решил, что мы не просто сплетничали, но еще и насмехались, празднуя победу.

Тен Лоран отстранился от дерева, приблизился к началу уводящих наверх ступенек, остановившись по ту сторону раскидистого кустарника.

— Да, арис Лоран, о вас. — Мне уже не было надобности скрываться. — Теперь отец купит кольцо, а я буду чувствовать себя виноватой, поскольку обязана вам спасением от Архъаны. А прими вы хоть одно предложение, такой кошмарной ситуации не возникло бы. Разве это не выход — поправить свои дела с помощью женитьбы?

— А выходите за меня замуж, Мариона.

Вот если чего и ожидала от него, так точно не этих слов. Возможно, резкого замечания, возможно, пожелания не вмешиваться в дела, меня не касающиеся, или даже молчания, красноречивее любого ответа. Но равнодушно-холодного предложения я не ждала и оказалась совершенно к нему не готова. Сердце забилось быстрее. Глядя на защитника во все глаза, пыталась понять, ослышалась сейчас или буйное воображение сыграло злую шутку.

— Извините, арис, я не совсем расслышала.

— Я просил позволения жениться на вас.

Никогда еще так не терялась. Он это серьезно? Ведь не может серьезно, сам же отказал.

— Зачем?

— Ради ваших денег.

Что?!

Я едва сдержалась, чтобы не броситься на него с кулаками прямо сквозь пышный, разделяющий нас куст. Все предыдущие события основательно вывели из равновесия, и вдруг услышать такое… К счастью, сил недостало ринуться на защитника, в противном случае его тонкая издевка грозила мне полнейшей потерей репутации. Хотя куда хуже? В глазах Эсташа от нее и клочков не осталось.

Говорят, аристократы отлично умеют ставить на место тех, кто действительно зарвался. А тен Лоран был истинным аристократом и подобными навыками владел виртуозно, в чем я имела возможность убедиться. Вздумала лезть с советами и в чем-то обвинять взрослого, состоявшегося мужчину? С помощью короткой фразы мне позволили прочувствовать, каково это, когда на тебе женятся исключительно ради баснословного приданого.

Стремясь сохранить хотя бы остатки достоинства, я расправила плечи и, вздернув выше подбородок, вернула Эсташу высокомерно-холодный взгляд:

— Я подумаю над вашим предложением.

И, гордо развернувшись, пошла вверх по ступенькам.

Однако не судьба мне была хоть разочек переиграть тен Лорана, начиная с той первой встречи, когда я споткнулась и обронила сумку и вообще вела себя на редкость неуклюже. В этот раз тоже не вышло гордо удалиться. Величественное спокойствие продлилось ровно до того момента, когда, поправив ворот, поняла, что кулон куда-то запропастился. Лихорадочно ощупав грудь, я в этом убедилась. От страха запнулась и остановилась. Усиленно размышляя, обронила ли его, пока бежала по залу, коридору или склону, я похлопала себя по бокам, карманам, груди и даже расправила юбку, осмотрев складки.

Эсташ, медленно поднимавшийся следом и не торопившийся догонять, уже поравнялся со мной. Ступив на ту же ступеньку, замер вполоборота и произнес:

— Вы обронили Слезу Филиппа, тэа.

В его ладони качнулась застывшая капля крови.

Оставалось лишь перевести дух после испытанного потрясения и постараться, чтобы голос не прерывался:

— А где вы его… отыскали?

— Повис на кусте.

Удивительно. Эсташ не сказал «обронили украшение», а упомянул его название. То есть, возможно, разбирался в драгоценностях, подобно Селесте. Хотя человек его воспитания, очевидно, во всем должен разбираться, от растений до камней. В какой-то момент захотелось ответить: «Оставьте себе как благодарность за спасение», — но тен Лоран, конечно бы, не оставил.

Мужчина протянул кулон, и я вдруг вообразила, как подставлю руку, а он небрежно разожмет пальцы, роняя на ладонь дорогущее украшение, и сделала необъяснимую вещь. То есть совершила один из тех нелогичных поступков, что творила исключительно в присутствии защитника. Я повернулась к нему спиной, подняла с шеи растрепавшиеся волосы и попросила:

— Будьте так добры, застегните.

На месте мужчины, на нервах которого сегодня протопталось целое стадо аллиев,[8] я бы запустила цепочкой куда подальше, например, в кусты, чтобы дольше было искать. Но он поступил хуже.