Книга Жребий обреченных. Механическая пустошь - Константин Нормаер

— А сколько это может продлиться? — всполошилась землеройка.

— Может час, а может и долгие месяцы, — пожал плечами странник. — Как бы не сложилось, наш с тобой подвиг все одно никуда не денется. Так ведь?

Их взгляды встретились. Один полный праведным гневом, другой — слепым равнодушием. Но как бы они не разнились, цель их была едина.

2

Снаружи властвовало ненастье во всей своей безумной красе. Кроны деревьев скручивались дугой, а мощные корни, словно змеиные хвосты, упрямо лезли наружу, и все это действо сопровождалось особым ветряным звучанием. Сегодня Шихан не просто завывал как побитый бродячий пес, он скулил и тявкал не хуже сорвавшегося с цепи молосского гиганта.

Забившись в дальнюю часть пещеры, Тальпа даже не осмелилась выглянуть наружу. Оставалось лишь ждать, когда разбушевавшаяся стихия хотя бы немного усмирит свой дикий нрав.

Расстелив старую ветошь, Дар бережно, словно ребенка, уложил на нее два револьвера. Немного полюбовался узорами, их совершенной формой, — и принялся за чистку. Со стороны он напоминал виртуоза, а точнее, музыканта в обличии старого, потрепанного проходимца. Его пальцы легко скользили по барабану, заставляя пистолет пощелкивать, раскрывая свои потаенные секреты.

— Как думаешь, мы справимся? — осторожно спросила землеройка.

— На все воля Всевышнего, — как-то уж слишком по философски ответил странник.

Землеройка задумчиво повела плечами:

— Ты знаешь что-нибудь про этих людей? Зачем они держат детей в клетках?

Недолгая пауза оборвалась протяжных вздохом.

— Это дело рук Дорожных менял…

— Честно признаться я никогда о таких не слышала, — призналась Тальпа.

— Твое счастье, иначе они обязательно бы выменяли твою жизнь на что-то более ценное.

— Что же может быть ценнее жизни?

— Для нас с тобой, наверное, ничего. Для них — все что угодно.

— Но ведь это же дети! — не желая верить в суровую правду, повысила голос землеройка.

Но Дар лишь пожал плечами:

— Ты видишь хрупкую жизнь, а они лишь товар и его цену.

— Но ведь это бесчеловечно!

— А разве я сказал, что речь идет о людях? — удивился странник.

— Тогда кто они такие? Мерзкие твари?

— Хуже.

— Разве такое бывает?

— Бывает, и ты со мной согласишься, когда узнаешь, что они не торгуют детьми.

— Тогда зачем они им?

— Они растят корм. На вроде свиней, которые набирают вес, чтобы в один прекрасный момент оказаться на вертеле.

Напряженный взгляд был куда красноречивее слов:

— Это самое кошмарное зло о котором я когда-либо слышала, — пытаясь справиться с потрясением от услышанного, прошептала Тальпа.

— Поверь, зло не имеет предела, — сказал Дар.

Тальпа захотела возразить, но в этот самый момент, странник быстро вскочил на ноги и направил револьвер в дальнюю часть пещеры. Еще секунда, и он обязательно успел выстрелить. Если бы не землеройка, которая отчего-то кинулась ему на перерез.

Огромная тень с отчаянным возгласом, который очень напоминал боевой призыв, вырвалась из мрака. Лезвие меча блеснуло у каменных сводов. Дар закрыл собой землеройку и тут же ощутил удар плечом в плечо. Потеряв равновесие, он упал на спину.

— Проси пощады, мерзкий безбожник!

Оставив странную речь без ответа, странник извернулся от удара каблуком в колено. Через секунду он уже стоял на ногах, готовясь отразить новую атаку.

Все произошло настолько внезапно, что Тальпа действовала скорее инстинктивно, нежели руководствуясь разумом. Встав на пути у странника, она не позволила тому использовать свое оружие, одновременно подвергнув его жизнь смертельной опасности.

Но как только противник взял небольшую паузу, землеройка поняла, почему поступила подобным образом.

Одет незнакомец был весьма необычно: длинная туника с разрезами по бокам и плотный жилет, который судя по толщине, выполнял еще и роль легкого доспеха. Но главным атрибутом все-таки оставалось оружие. Огромный меч с широкой гордой.

— Пошел прочь, богомерзкая тварь!

Дар примирительно выставил вперед руки, демонстрируя открытые ладони. Самый верный способ продемонстрировать дружеские намеренья.

— В моих мыслях нет вражды…

— Так ты называешь меня лжецом?! — негодуя просипел незнакомец. Отчего его густые брови сползли к переносице.

— Он не сказал тебе о лжи, всего лишь недоразумение, — вступилась за странника Тальпа.

— Я не намерен вести беседы с отребьями самой бездны, — послышалось резкое предупреждение.

Дару с лихвой хватило этой крохотной секунды. Незнакомец отвел взгляд уставившись на стальной протез. Отклонившись в сторону, странник нанес удар ногой — каблуком выбил меч, и тут же, всем телом, навалился на противника. Послышался стон вперемешку с ругательствами. Но вскоре, лишившись оружия, незнакомец все-таки затих.

— Хорошо, твоя взяла, кем бы ты не был! — прошипел он. — Прошу тебя лишь об одном: даруй мне смерть от моего же клинка.

— Да пошел ты, пустые звезды, — огрызнулся Дар и ослабил хватку.

Поднявшись, странник взял меч в руки, но лишь для того чтобы отшвырнуть его подальше, почти к самому входу из пещеры. Затем убрал оба револьвера в кобуры и скрестив руки на груди, посмотрел на недавнего противника сверху вниз.

— А теперь можешь говорить, — разрешил Дар.

— И что же тебе поведать? — опустив голову, словно готовясь к плахе, спросил незнакомец.

— Например, откуда здесь запах мертвечины?

Услышав вопрос, голова незнакомца дернулась и опустилась еще ниже.

— Мои братья по вере! Ты найдешь их там, в следующей зале…

— И что же с ними стало? — вмешалась в разговор землеройка. Странник же потеряв всякий интерес к незнакомцу, осторожно направился вглубь пещеры.

— Расплата за грехи, другого объяснения у меня к сожалению нет.

— Но за какие?

— Мне трудно судить, тем более, что Всевышний уготовил мне куда более тяжкую кару.

— Пережить своих собратьев, — догадался странник и вытянув шею принюхался к тяжелому запаху разложения.

Резко обернувшись, рыцарь коротко кивнул:

— Ты тоже воин?

— Что-то в этом роде, — откликнулся странник изучая узкий, высотой в человеческий рост, проход.

— Значит вы поймете меня. Смерть в бою — это почет и вечная слава, которую разносят по земле менестрели. А колдовство — кара, посланная нам за наши грехи.