Книга Я все еще здесь - Клели Авит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У этого припадка – хотя я предпочел бы, чтобы его не было, – имелся один положительный момент: он позволил мне увидеть глаза Эльзы. Эта бледная синева потрясла меня не меньше, чем ее приступ. Поразмыслив, я вспомнил, где видел такой оттенок. На фотографии, прикрепленной к двери палаты. Голубой цвет льда, по которому она шла.
Раньше я и вообразить не мог, что лед бывает голубым. Для меня лед – это нечто белое и, как правило, прозрачное, если он достаточно чист. Как иней в морозилке или кубики льда, какие кладут в бокалы в пабе. Я располагал ограниченным кругом сравнений. Никто никогда не показывал мне голубой лед, разве что в виде мороженого, которое, кстати, оказалось отвратительным на вкус. Но с помощью этой фотографии я понял, на что способна наша планета. И удивился. Разумеется, занимаясь экологией, я был в курсе проблем, связанных с паковым льдом и ледниками. Но знакомился с ними только на двух первых курсах, избрав другую специализацию. С тех пор я ими не интересовался. Эльза спустила меня с небес на землю. Вернее сказать, на лед.
Я вздохнул и покачал головой. Наши пути пересеклись десять дней назад, и вот уже десять дней моя жизнь вращается вокруг нее. Никакой надежды еще раз в ближайшие часы посмотреть на эту синеву, ледяную лишь своим цветом, у меня не было, но я мечтал, что когда-нибудь все-таки увижу ее снова. Тот факт, что интерн отказался ответить на мой вопрос, еще не означал, что Эльза обречена годами находиться в коме. Может, он не решился сказать мне, что это, допустим, еще на три месяца. Кое для кого три месяца – очень долгий срок.
Зато этот парень сообщил мне другие небезынтересные сведения. Оказывается, Эльза может прожить целых два часа без всех этих электронных причиндалов. В прошлый раз я уже понял, что большинство ее проводков – всего лишь разнообразные датчики, но не знал, что остальную аппаратуру можно хотя бы ненадолго отключить.
Теперь это стало мне известно. Я наклонился к Эльзе и взялся за трубку аппарата искусственной вентиляции легких. Меня трясло от мысли о том, что я собирался сделать, возможно совершив непоправимое. Но пять минут назад я получил доказательство обратного: ничего страшного с ней не произойдет, во всяком случае, в течение короткого времени.
Я стиснул зубы и зажмурился. Щелк! Я отключил прозрачную дыхательную трубку. Монитор, стоящий рядом, продолжал издавать мерное успокаивающее попискивание. Я не решился выключить аппарат, качавший воздух впустую. Медицинский пост наверняка оборудован прибором, позволяющим следить за работой аппаратуры на расстоянии.
Я дотянулся до стойки капельницы и отодвинул ее подальше. А заодно отключил еще два или три проводка – на время, пока я буду двигать Эльзу. Наконец, я взялся за датчик пульса на ее указательном пальце. Это был единственный прибор, вынуждавший меня действовать быстро – все же я не хотел, чтобы сюда сбежался по тревоге весь медперсонал.
Одну руку я сунул под тело Эльзы. Я знал, что с прошлого раза не стал сильнее, но сегодня решил добиться своего даже с риском вывихнуть плечо. Я напряг мускулы, готовый ее приподнять, и одновременно снял датчик пульса с ее пальца. Второй рукой я обхватил Эльзу за талию и, натужно кряхтя, сдвинул ее вбок сантиметров на двадцать.
Прилив адреналина помог мне моментально вернуть на место датчик пульса. Затем я подключил назад все отсоединенные провода. Расправил остальные. Отлично. Эльза лежала точно так же, как несколько секунд назад, разве что на двадцать сантиметров дальше. Правда, у меня свело мышцы над лопатками, но я приказал себе перетерпеть боль – дело того стоило.
Я выпрямился и взглянул на Клару. Крестница лежала на спине, там же, где я ее оставил, полуприкрыв сонные глазки. На толстой подкладке моей куртки ей было удобно, как на теплом и мягком матрасе. На секунду я представил себя на ее месте, и меня самого потянуло в сон. Может быть, я не зря передвинул Эльзу…
Я взял Клару на руки и уложил на кровать рядом с Эльзой. Она довольно загулькала – ей было явно удобнее, чем на расстеленной на линолеуме куртке. Я быстро скинул ботинки, присел на край матраса и окинул взглядом общую картину. Я знал, что Жюльен и Гаэль иногда спят на спине, положив Клару животиком к себе на грудь, но сомневался, что смогу проделать то же самое на таком узком пространстве. Ладно, пристроюсь с краешка. Клара окажется между Эльзой и мной и точно не упадет.
Главное – не заснуть. При виде Клары, зевающей своим крошечным ротиком, меня тоже клонило в сон, но я был уверен, что не потеряю бдительности. Я улегся на самый краешек матраса, оставив Кларе как можно больше места. Впрочем, я искренне верил, что она не будет возражать, если я к ней прижмусь. Судя по тому, что она перестала двигать ручками, она уже спала.
Тогда я обратил взор на женщину, лежащую рядом. Правая рука Эльзы была согнута под каким-то странным углом. Я вспомнил, что сам, двигая тело, переместил ее ей на живот. Я осторожно приподнял эту руку, словно боясь разбудить ту, кому она принадлежала, распрямил и уложил вдоль тела. Несмотря на все усилия, мне не удалось добиться, чтобы эта безжизненная рука не касалась Клары. Но мою крестницу это, похоже, ничуть не беспокоило – она даже не пошевельнулась. Я свернулся вокруг Клары клубком, образовав что-то вроде кокона. Коленями я уперся в ноги Эльзы, лбом – ей в плечо.
На таком близком расстоянии уже знакомый мне аромат жасмина чувствовался еще сильнее. Или это ее собственный запах, пробивающийся через простыни? Я на секунду прикрыл глаза – к ним подступили слезы. Из груди вырвался всхлип, который я не смог сдержать. Рот сам собой открылся, извергая наружу сгусток горя и боли.
Я слабак. Жалкий слабак. Мне понадобилось улечься на больничную койку рядом с женщиной в коме и спящим младенцем, чтобы дать наконец волю слезам. А ведь на прошлой неделе я уже плакал, когда встречался с Жюльеном, но это совсем другое. Те двое, кто сейчас находился вместе со мной в этой палате, никогда и никому не расскажут, как я тут рыдал. Так что давай, Тибо, плачь сколько влезет.
Я плакал и плакал, не в силах остановиться. Я оплакивал собственное высокомерие, собственную слабость и собственные потаенные желания. Свою неспособность поговорить начистоту с братом. Свою зависть к Жюльену и Гаэль, к их супружескому счастью, к их идеальной семье. Я мечтал о такой же, а вместо этого тащил в больницу их дочку и стыдливо опускал глаза перед каждой улыбнувшейся мне женщиной.
Меня пробирал холод, но я знал, что это всего лишь игра воображения. Дело не в том, что мне холодно, – просто хочется, чтобы меня обняли ласковые руки. Не руки матери, и не руки Жюльена, и, уж конечно, не руки моего братца. Нет, согреть и успокоить меня могли только две руки, которые сейчас неподвижно лежали рядом, в нескольких сантиметрах. Я знал, почему именно они. Объятия Эльзы были мне нужны по одной-единственной веской причине – потому что они были мне недоступны, и, чтобы их добиться, я должен был бороться. Пожалуй, впервые в жизни.
Мне все всегда давалось легко. Я легко учился, легко сдавал экзамены, легко проходил все этапы жизни, легко вступал в отношения. Даже с Синди все прошло легко. Теперь, задним числом, я мог сказать, что и расстались мы очень легко – она дала мне достаточно оснований ее презирать, чтобы я легко переварил наш разрыв. Менее очевидными оказались всякие побочные эффекты, лишившие меня воли к сопротивлению. Поиски новой квартиры заставили меня немного напрячься, но в конечном счете это было единственное мое достижение. Несчастный случай с братом меня перепахал, хотя уж в нем-то я точно не был виноват. Все, кажется, пора со всем этим кончать.