Книга Хтон - Пирс Энтони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы отбираем индивидуума и приручаем его, чтобы он
соответствовал нашей цели.
Это существо душевно нездорово
(Как говорит его культура),
Оно идеально:
Атон.
Атон мечтает о союзе.
Атон желает объять красоту.
Атон стремится убить зло…
Атон, Атон, дитя заблужденья,
«Честность и подлость друг другу сродни».
Сила твоя вырастает из зла.
Посмотри на свои испражненья;
Обмажь лицо истиной,
Забудь притязанья;
Вернись.
Ибо это не твой народ…
А мы не их бог.
Было светло, ослепительно светло, даже в густой тени. Атон забыл, как много естественного света расточалось на открытом воздухе. Запах воли был повсюду — сочный и возбуждающий. Был день, и было тепло — не суховей пещер, а свежий душистый ветер.
Свобода! Кошмар теперь позади, его долгое осуждение закончилось. Безумное зло пещер растворялось в прошлом, оставив лишь того Атона, который завоевал свободу, — Атона очищенного, Атона непорочного.
Здесь были деревья, и травы, и голая почва. Человек, покоривший Хтон и не сошедший с ума, упал на колени не в благодарственной молитве, но для того, чтобы физически дотронуться до вновь явленного чуда. Его бледные пальцы зарылись в мягкую землю, наслаждение пробежало вверх по рукам; он поднес горсть ко рту, чтобы на вкус ощутить зелень и прелые листья.
«В природе нет грязи, — подумал он. — И нет ужаса, кроме того, что берет начало в человеческой душе».
Он катался по земле, обуреваемый радостью узнавания. Он знал эту планету — словно не было мрачной интерлюдии между его убийством любви Кокены и теперешним чудом, словно не было в промежутке Хтона как расплаты за преступление.
«Я любил тебя, милая ракушка. Но это была моя вторая любовь — слабее первой. И вот так я тебя освободил».
После полудня какой-то шум вывел его из задумчивости. А выбрался он утром. Его внимание сфокусировалось: звук был результатом действия древнего стрелкового механизма… Выстрел. Мальчиком он его слышал — кто-то… охотился.
Многообещающие ассоциации. Человек, у которого были столь древние вкусы, мог позволить себе и личный корабль. Похоже, он был эксцентриком, нелюдимым одиночкой.
Но если это частный охотничий заповедник, как теперь ему казалось, Атона подстерегала прямая опасность. Здесь могли содержаться многочисленные экзотические хищники. Он сглупил, забыв о бдительности лишь потому, что освободился.
Лучше всего немедленно захватить охотника и взять его корабль. Это решило бы вопрос передвижения, поскольку ему надо покинуть планету, скрыв свою личность от местных властей.
Двигаясь как можно тише, Атон направился к источнику звука. Он привык к каменному полу пещер, и его ноги после вечно сумеречных переходов стали грубы и нечувствительны. Хрупкие прутики громогласно трещали, будто защищаясь каким-то волшебным способом. Наверняка его приближение было слышно за километр!
Он решил сам дождаться человека, надеясь, что блуждания приведут того в пределы досягаемости. Какой досягаемости? У Атона не было оружия, а случай вряд ли подвел бы незнакомца на расстояние вытянутой руки. Атон все еще мыслил по-пещерному.
Он принялся тихонько нащупывать камешки и собирать их в кучку возле ног. Он стоял за тонкий красноватым деревом, слишком тонким, чтобы скрыть человека, но удобным для броска из-за него. Стреляли всего один раз — вероятно, для тренировки или по ошибке. Возможно, стрелок нервничал. Хорошо.
Атон швырнул самый большой камень из кучки по высокой дуге, так чтобы тот не задел при взлете ветвей. Камень шумно упал метрах в пятидесяти от его дерева, в стороне от охотника. Исследуя это явление, человек должен пройти рядом с Атоном. Первый бросок должен быть как можно более точным: метательное оружие, соответствующим образом использованное, так же смертоносно, как нож.
Приближаясь, намеченная жертва что-то фальшиво насвистывала. Неужели глупец ожидает, что сумеет таким образом выследить зверя? Нет никакого смысла обсуждать что-либо с подобным идиотом. Лучше просто убить его и по следам найти корабль. Атон мог управлять любой стандартной моделью.
Свист становился все громче. Атон поднял руку, поудобнее зажав в кулаке камень. Раскрыться придется мгновенно: слишком опасно целиться лишь на звук.
Свист прекратился.
— Должен вам доложить, — произнес скрипучий голос, — что моя старомодная винтовка снабжена старомодным теплоулавливателем. Если у вас хватит ума, действуйте сообразно услышанному.
Дерево кое-как прикрыло бы Атона. Охотник не посмеет подойти слишком близко и вряд ли чего-нибудь добьется, ходя вокруг. Но и Атон уже не надеялся взять над ним верх, поскольку потерял преимущество неожиданности. Придется вступить в переговоры.
— Ума хватит, — отозвался он. — Перемирие.
— Я буду держать ружье наготове, — согласился голос, — столько, сколько, на мой взгляд, будет нужно. Впрочем, я не очень меткий стрелок — скорее угожу в живот, чем в сердце.
Предупреждение было достаточно ясным: человек выстрелит, чтобы искалечить его, а не убить.
Атон принял предупреждение и прежде, чем выйти из-за дерева, выбросил камень. У него не было желания испытывать точность «не очень меткого» стрелка, который оказался не так глуп, как ожидалось.
Охотник оказался низеньким щуплым человеком средних лет. Маленькие, очень ясные глаза выделялись на морщинистом желтоватом лице. Руки тоже желтые, кожа обтягивает сухожилия, ногти — неровные и длинные. Но винтовку эти руки держат наизготовку, и она своим черным дулом вперилась Атону прямо в живот. Этого человека никак нельзя было отнести к изнеженным любителям.
Охотник тоже приглядывался к Атону.
— Когда возвращаешься к природе, естественно, выходишь в чем мать родила, — сказал он наконец.
Атон внезапно вспомнил: снаружи все одеваются, а он после пещер был наг. Волосы у него грязные, длинные, борода с запутавшимися травинками достигала груди. Кожа мертвецки бледная, за исключением тех мест, куда въелась пыль.
— У вас вид беглеца, — продолжил человек. — Я хочу знать, почему вам не пришло на ум честно вступить в переговоры, вместо глупейшей попытки подкараулить вооруженного человека. Вероятно, я должен немедленно принести вас в жертву, прежде чем вы воспользуетесь своим шансом.
Человек играл со своей добычей. Он не мог подозревать об истинном положении Атона, так как снаружи никто не знал о местонахождении тюрьмы. Никто, кроме самого Атона. Если бы человек заподозрил это, он тотчас бы его застрелил.
