Книга Зона индиго - Наталия Кочелаева

В стране, отвергнувшей мудрую власть неземных существ, стали править глупые, тщеславные люди. Они приказывали приближенным, чтобы после смерти тела их потрошили, набивали всякими снадобьями и обмазывали драгоценными маслами! Глупцы, они надеялись на воскресение, наивно полагали, что дух может вернуться в усохшее тело, как Нил возвращается ежегодно на орошаемую им землю! Но ни один из правителей-фараонов не восстал из мертвых, невзирая на благовония, золотые саркофаги, тонкие погребальные пелены и белокаменные усыпальницы! Они так и остались вялеными мумиями. Ничто не помогло им, хотя они, ничтожные людишки, и ставили охранять свои жалкие пирамиды статуи сфингов, грубые, недостоверные статуи!

Тут дети начинали смеяться над глупыми фараонами и припоминать по очереди подходящие сказки. Неужели про Белоснежку и ее гномов – это тоже о ней, о Эйе? Да, конечно! А «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»? Ну разумеется! Это еще что! А отчего Ленина не похоронили, а забальзамировали и выставили на позорище? Тоже надеялись, что воскреснет? О да! Один шибко умный египтолог заполучил и расшифровал древнюю надпись… Иероглифы-то он знал, а вот в реалиях современности плохо ориентировался, вот и навлек на себя немилость нового вождя и сгинул, не дотянув даже до конца следствия, а кроме него, знатоков древней культуры как-то не нашлось!

Это все правда, дети, – кивала тяжелой прекрасной головой Эйя. Но, как ни жаль, бессмертие недоступно людям. Все, что подразумевается в этих сказках и документах, относится только к сфингам. Но и тут есть тонкости… Впрочем, вам рано об этом думать. Потом, позже когда придет час, Эйя скажет вам, что вы должны сделать для ее бессмертия, для укрепления власти ее и появления новых сфингов. И в этом богиня особо рассчитывает на тебя, Победитель!

И дети с завистью смотрели на Витю, везунчика, счастливчика! Но и зависть их была чиста и прохладна, как родниковая вода. Там, где нет любви, не может быть страстных чувств, а любви в этих детях не было, их любовь выпила сфинга, стремясь поддержать в себе темную, чужую жизнь.

Время шло, и дети взрослели, и к Эйе приходили новые питомцы детского дома «Лучик», и не только они. Даже вполне благополучных детей, росших в семьях, как невидимым магнитом притягивала скала Кошачья. У них тоже находились свои беды и обиды. Кому-то родители не давали завести собаку, на кого-то вообще не обращали внимания, занятые сами собой, кого-то в пионеры не принимали из-за троек, с кем-то не хотели дружить одноклассники, кого-то отверг понравившийся мальчик… И копилась в детских душах оскорбленная любовь, которую некому было принять, которая никому не была нужна. Кроме Эйи, конечно.

Одни дети приходили, другие уходили. Все они, подросшие питомцы Эйи, преуспели в жизни. Баланс таланта и цинизма, фальши и конформизма оказался в лучегорских сиротках как раз вровень с новым временем. Они были обаятельны и умели нравиться всем, но особенно начальству, обладали загадочной способностью улавливать моментально малейшие движения мысли вышестоящих товарищей. Они ухитрялись соответствовать самым запутанным требованиям. Они поступали в престижные институты, получали тепленькие местечки, удачно женились и выгодно выходили замуж. Некоторые уезжали далеко-далеко, иные оседали поближе, но все питали трогательную привязанность к «Лучику» и навещали родной детский дом самое редкое раз в три года. А Витя не уехал никуда, осел в Лучегорске сразу после учебы. Построил себе дом, женился, обзавелся детьми и сколотил состояньице, которое продолжало приумножаться. Он-то мог бы и не трудиться ради хлеба насущного, ему Эйя не отказывала в драгоценном желтом металле… Но помимо высшей власти богини, в стране была еще и власть человеческая, любительница сунуть нос в чужой карман, эта могла не ко времени заинтересоваться «нетрудовыми доходами» своего гражданина!

Но ценил ли Виктор Викторович Орлов свой жизненный успех? Нет. В глубине души он был, он хотел быть только верховным жрецом богини, ее верным стражем, пылко в нее влюбленным и фанатически преданным. Ничего лучшего он от жизни не ждал, но в тот момент, когда Эйя поделилась с ним своими тревогами, ощутил вместо беспокойства радость и подъем. Богиня нуждалась в помощи. И он мог ей помочь.

Часть вторая

Глава 1

– Дубов, возьми меня с собой! Ну, Ду-убов, так хочу поехать! Отчего ты такой сердитый? Ты меня совсем, совсем не любишь!

Последний тезис был произнесен плаксиво, и Дубов поморщился. Он копошился в гардеробной, пытаясь собрать чемодан, не мог найти любимый черный свитер, а все белье оказалось безнадежно перемешано с бельецом кружевным, красным, черным и даже розовеньким! Обладательница же розовенького белья и капризного голосочка восседала в спальне на кровати, обняв, как родную, пушистую подушку-думочку, и вовсе не собиралась ему помогать, а все ныла, как кота за хвост тянула!

– Оля, я не могу. Это деловая поездка. Что тебе делать в Верхневолжске? Скучнейший городишко. Зима. Выйти некуда. Будешь сидеть в номере хреновой гостиницы и хныкать, пока я перетираю насчет стекла.

– Дубо-ов, что за выражения! «Хреновой», «перетираю»… Ты что, пэтэушник?

– Да!

Он наконец нашел свитер. Тот преспокойно лежал на самом виду, но высокий ворот был выпачкан чем-то белым. Дубов понюхал, сморщился и чихнул. Пахло косметикой. Вот черт!

– Да! Я пэтэушник! – завопил он, высунувшись из гардеробной и размахивая свитером, как флагом на митинге. – А ты и не знала? Я закончил профессионально-техническое училище номер сорок один! По специальности слесарь-механик! Оля, зачем ты опять брала мой свитер?

О последующем университетском курсе он благоразумно умолчал, впрочем, Оленька на это внимания не обратила. Теперь она лежала на кровати, задрав точеные ноги на спинку, и рассматривала свои алые, блестящие ноготки. От крика Дубова, впрочем, поменяла положение, перевернулась на живот и посмотрела на него с некоторым интересом.

– Дубов… Твой свитер, он такой теплый и мягкий… И пахнет тобой. А я скучала, вот и надела.

Она была целиком и полностью уверена в своей правоте, вот что было страшно. Олечка считала это нормальным – в отсутствие любимого мужчины напялить его любимый свитер, как будто своих тряпок мало! И пахнуть Дубовым свитер никак не мог, он был только что из немецкой химчистки!

– Хоть бы тогда макияж смыла, что ли, – буркнул Дубов почти про себя, но Оля услышала.

Иногда, в самые неожиданные моменты, она демонстрировала редкую остроту слуха, зрения и реакции!

– Так я и знала, ты меня… разлюбил, – сказала она, отделив последнее слово короткой, но выразительной паузой, и ее прекрасные очи наполнились слезами, блестящими и поддельными, как кристаллы Сваровски.

– Оль, ну что за чепуха!

Дубов, конечно, резче выразился. И напрасно. Он дал повод. Повод для того, что сам называл «штучками». «Штучки» он ненавидел ровно настолько, насколько Оля любила. Список «штучек» и перечисление их разновидностей могло бы быть бесконечным. Дубов и сам не знал, бывают ли какие-либо разновидности, или они каждый раз новые, но для себя некоторые виды все-таки поименовал. Была «штучка» под названием «обиженная сиротка». Была «капризная маркиза». Была «штучка», называвшаяся нецензурно. Ее Оля изображала, когда хотела разыграть безумную страсть. В показе участвовали ужин с морскими гадами, вызывающее нижнее белье, шелковые простыни и всякие прочие атрибуты. Секс на скользких простынях превращался в акробатику, а морских гадов Дубов не любил и боялся едва ли не пуще атрибутов! Не доверял он клешням, панцирям и щупальцам с присосками, да и все тут! Ах да – еще повсюду торчали свечи, нестерпимо воняющие какой-то химической отдушкой, и надо было следить, как бы не своротить локтем ненароком одну из свечек, пожару не наделать!