Книга Голос сердца - Юлия Богатырёва

Но Адам меня сегодня реально удивил: он не закрылся от меня, не сменил тему разговора, а наоборот выслушал внимательно, да еще и пропел мне хвалебную оду о том, какая я необычная девушка, что ухаживаю за сестрой. Вот уж никак не ожидала от него такого понимания. Кто бы мог подумать, что в этом парне столько чуткости и сострадания, с виду ведь ни за что не догадаешься! Конечно, мне польстило, как хорошо он отозвался о моей семье и родных. Так же про себя я позабавилась над его удивлением поведению моего отца и двух его жен. Раньше я тоже удивлялась, но быстро свыклась с их отличными от общепринятых взаимоотношениями. Не даром говорят, что к хорошему быстро привыкаешь.

За этими размышлениями я и не заметила, как почти добралась до дома. Даже чуть не забыла на рынок заскочить, как маме обещала. Так что пришлось отложить эти интересные мысли на потом и сосредоточиться на деле.

Среда, 5 ноября 2003 г.

Ольга

Сегодня Адама в Академии не было. Я за него не волновалась, так как он вчера меня предупредил о том, что «завтра у девушки одного моего друга будет день рождения, и он попросил меня помочь устроить ей сюрприз». В глубине души я той девушке сочувствовала. Не представляю, что за грандиозный сюрприз они затеяли, раз ради этого необходимо было прогулять институт, но на месте именинницы я бы поостереглась — у Адама так хитро и озорно блестели глаза, как будто намечалась феерическая пакость, то есть, простите, розыгрыш! Однако расспрашивать я не решилась. Захочет — сам расскажет.

За те два дня, что мы просидели за одной партой после памятного разговора, ничего необычного не случилось. Мы мало разговаривали, но по моим ощущениям, нам было очень комфортно и уютно в компании друг друга. Адам вел себя на удивление спокойно не смотря на отсутствие тренировок по боксу, и я слегка расслабилась. Про телефонные разговоры с отцом я тоже не забыла его предупредить, и он сразу согласился с моими доводами — видно и сам заметил, что они дурно на него влияют.

И все вроде бы было хорошо, но меня почему-то терзало какое-то смутное беспокойство. Оно было таким неясным и расплывчатым, что я далеко не сразу его заметила и обнаружила причину. Оказалось, что я нервничаю потому, что Рустам и Али постоянно буравили мне спину недобрыми взглядами. Не знаю точно в чем тут дело: я и раньше замечала, что они неодобрительно на меня косятся, но когда Адам сидел рядом со мной это так остро не ощущалось. А сегодня его не было, и я в полной мере прочувствовала всю их неприязнь. Мне это было не понятно: что я им такого сделала, чтобы так на меня смотреть?! Ну, наверное, им обидно, что Адам теперь больше времени проводит со мной, чем с ними. Но я-то тут причем? Пусть бы и направляли свои косые взгляды на Адама, а еще лучше оставили бы нас в покое… Стоп. Они же вроде недавно разговаривали с Идолбаевым на перемене. А я так и не смогла узнать о чем шла речь (хотя и догадываюсь, что обо мне). Сначала, Адам грубо оборвал мое любопытство, а потом я сама забыла спросить, когда была такая возможность. Но, судя по всему, согласия они так и не смогли достигнуть — вон как зыркают на меня темными глазами из под черных кустистых бровей, да на мне скоро свитер задымится! И откуда у чеченцев эта странная привычка: чуть что не так — нервировать меня своим неотрывным наблюдением?! Сначала Адам три дня в гляделки играл, прежде чем подошел поговорить, теперь вот эти.

«Что же делать-то? Идолбаев, хоть и заставил меня понервничать, но взгляд у него был совсем другой: заинтересованно-изучающий. А у этих двух „друзей“ — откровенно злобно-угрожающий, от него прям мурашки по коже. Вот только войны с чеченцами мне не хватало! И угораздило же меня с ними связаться!» — вот такие нехорошие мысли бродили в моей голове всю первую половину дня. А во второй половине — мои недобрые предчувствия начали сбываться.

На большой перемене, когда я шла на основы бухучета, Рустам и Али поймали меня в коридоре и, взяв под белы рученьки, отвели в сторонку (чтобы не сказать отволокли) для приватной беседы. Я постаралась взять себя в руки и спрятать подальше свое беспокойство, благо это у меня после тренировок на Адаме уже неплохо получалось. Молчание затягивалось. Я не собиралась начинать разговор первой: сами меня сюда привели, пусть сами и объясняют зачем им это понадобилось!

Парни вскоре поняли, что не дождутся от меня удивленных восклицаний и вопросов. Тогда они переглянулись, и Рустам аккуратно начал разговор:

— Соколова, мы с Али хотели бы попросить тебя кое о чем…

— О чем? — ровно спросила я без всякого интереса.

— Об одной небольшой услуге. Не могла бы ты оставить нашего друга Идолбаева в покое? Мы были бы тебе очень признательны. — удивительно вежливо для чеченца попросил Рустам, но взгляд при этом оставался по прежнему угрожающим и неприязненным.

Я постаралась ответить в той же манере:

— Рустам, к сожалению, даже если бы и хотела, я не могу выполнить твою просьбу. Видишь ли, дело в том, что это Адам не может оставить меня в покое, а вовсе не я. У нас с ним соглашение о взаимопомощи и я не могу его нарушать, поскольку дала честное слово, что ему помогу. А я привыкла за свои слова отвечать. Так что для вас было бы намного удобнее договориться с ним, чем со мной. Если Адам сам отменит наше соглашение, я не буду настаивать на продолжении.

Али удивленно уставился на меня, но на Рустама мои слова не произвели нужного впечатления. Испытывающе посмотрев мне в глаза, он вдруг перешел на доверительный тон:

— Ты думаешь, мы не пытались с ним разговаривать? Конечно, пытались. Но Адам не стал нас слушать: он слишком увлекся тобой и не желает смотреть в лицо фактам. А факты таковы: вы слишком разные, вы из разных миров. В нашем мире тебя не примут, так же как и его — в твоем. Если ты такая умная, как о тебе Адам рассказывал, то должна это понимать, Соколова. Лучше остановиться сейчас, пока все не зашло слишком далеко, понимаешь? Я хорошо знаю своего друга и вижу, что сейчас он неадекватно воспринимает реальность. Он чересчур сильно к тебе привязался и сам ни за что не оставит тебя в покое, хотя потом наверняка будет об этом жалеть. Мы — его друзья и обязаны помочь ему этого избежать, раз уж он сам не в состоянии воспринимать доводы разума. Только поэтому мы обращаемся к тебе, надеясь, что ты в отличие от него сможешь отодвинуть в сторону ненужные эмоции. И мы просим тебя: прекрати это. Нас он не стал слушать, но тебя послушает. Просто перестань с ним общаться. Поверь, для вас обоих так будет лучше.

Я ошарашено воззрилась на Рустама. Его речь произвела на меня огромное впечатление. Сказать, что я удивилась — значит, ничего не сказать. Никогда бы не подумала, что мрачный и молчаливый Рустам способен на столь длительный монолог с таким глубоким смыслом, да еще и оказался таким заботливым: ради спокойствия дорогого друга готов почти на все. И ведь не скажешь, что его доводы и опасения не имеют смысла. Я и сама недавно задумывалась о том же, так как чувствовала, что сама слишком сильно привязалась к Идолбаеву, и пришла практически к таким же выводам. Но потом решила: все, что не делается — к лучшему, из всего можно извлечь полезный опыт. И пусть он даже не будет позитивным, зато в конце жизни я не буду жалеть о том, что упустила что-то важное, отвернувшись от этой дружбы. К тому же шестое чувство мне подсказывало, что его чеченские друзья опоздали: между нами уже установилась прочная дружеская связь, и теперь разорвать ее будет не так-то просто. Однако, для Рустама, конечно, это не довод. И что же мне теперь ему ответить? Как ему объяснить, что если пытаться разделить нас будет только хуже? Ясно как божий день, что просто так отмахнуться от его слов мне не удастся — вон как гипнотизирует меня холодными глазами, словно удав кролика. Сразу видно: будет выжимать у меня отречение от Идолбаева до победного конца. Что же делать? Этот чеченец оказался на удивление умен, может попытаться логически убедить его, что вмешиваться в наши отношения — себе дороже?