Книга Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы - Джек Коггинс

Если бы все люди каждую минуту своей жизни обладали бы проворностью, свирепостью и полным отсутствием всякого страха, подобно раненому африканскому буйволу, их дисциплина в бою имела бы меньшее значение. Однако человеческая отвага представляет собой не отсутствие страха, но его преодоление.

Возможно, и существуют люди, у которых чувство страха от рождения отсутствует. Если это даже и так, то их очень мало. Кроме того, они изначально неполноценны. Потому что чувство страха есть природное и необходимое чувство, столь же естественное, как пять пальцев руки. Оно является частью заложенного в человеке инстинкта самосохранения, необходимого для его существования в далеко не ласковом мире. Без этого врожденного чувства он никогда бы не дожил до того момента, когда взял в руки дубину и зажег огонь.

Поэтому в момент большой опасности, когда естественным побуждением даже обстрелянного солдата является побег с поля битвы, дисциплинированная часть его сознания берет верх. Боязнь насмешек и презрения товарищей, любовь к стране, ненависть к неприятелю, вера в бессмертие, страх перед командирами, гордость за себя и за честь мундира – любое из этих чувств или все они вместе могут повлиять на его поведение. Но влияют на него и другие ощущения: грохот битвы, свист пуль, вопли умирающих, знание того, что могут сделать с человеческой плотью летящие осколки, сталь клинка или жгучее пламя. Но если он в достаточной мере закален, если для него высшей необходимостью является исполнение долга, если в его сознании все это надежно запечатлено, тогда верх берут те импульсы, которые побуждают его оставаться на поле боя и исполнять свой долг.

Истинно отважный человек тот, кто, даже трепеща от страха, без колебаний исполняет свой долг.

И ветеран Гражданской войны и в самом деле был очень хорошим солдатом. Его дисциплина была закреплена здравым смыслом. Он мог действовать в тесном строю и маскироваться не хуже индейца. Его внешне беззаботное отношение к войне было предметом отчаяния многих иностранных наблюдателей, но в нужный момент он мог, пригнув голову, идти в строю навстречу свинцовому ливню. Свои артиллерийские орудия он наводил быстро и точно, а его ружейный огонь был сосредоточенным и метким. Он был закаленным и мог жить на подножном корму достаточно долго. Если требовали обстоятельства, он мог возводить полевые укрепления с мастерством инженера и быстротой барсука. А если нужны были добровольцы для выполнения какого-либо особого задания, требовавшего выходящей за рамки обычного изобретательности, то они всегда находились.

Заключительные мизансцены великой битвы предельно ясно обнажили ту близость людей, которых эта война так резко разделила. Офицеры в голубых и серых мундирах, многие из которых учились вместе или делили стол и кров в дальних гарнизонах, спокойно усаживались за столы переговоров и бесстрастно, по-джентльменски, обсуждали условия мира. Здесь почти не было затаенной вражды, не было и пения фанфар, которое могло бы поставить в неудобное положение отважного врага. Куда больше это напоминало врачебный консилиум, бесстрастно обсуждающий важную операцию.

1 – седло конструкции Макклеллана и переметные сумы; 2 – ремень карабина; 3 – кавалерист в походном снаряжении; 4 – однозарядный (с казенной части) карабин системы Спрингфилда образца 1873 года

С окончанием войны Соединенные Штаты оказались обладателями великолепной армии, пожалуй, лучшей в мире. Европейские военные деятели по праву восхищались ею, а проведенные американцами кампании стали изучаться в иностранных штабных академиях. Но это была гражданская армия, и ее миссия была завершена. Политики и солдаты равным образом горели желанием распустить ее и, едва дав время развеяться дыму последних сражений, принялись за работу по ее демобилизации. Вскоре от великой армии республики остались одни только воспоминания.

С точки зрения исследователя военной истории, может вызвать сожаление тот факт, что армии Соединенных Штатов, находясь на пике своей эффективности, не пришлось скрестить оружие с первоклассной армией какой-либо европейской державы. Кстати, нечто подобное вполне могло произойти. В 1866 году генерал Шеридан с 50 000 ветеранов стоял в полной готовности на Рио-Гранде, придавая тем самым вес требованию правительства к Франции вывести свои войска из Мексики. Однако Шербур был расположен достаточно далеко от Веракруса, с чем были вынуждены считаться американские броненосцы, а репутация Шеридана и его людей была неплохо известна за границей. Поэтому Франция отступилась от Мексики, и мы теперь уже никогда не узнаем, как бы мог показать себя французский Иностранный легион в сражении против снайперов Геттисберга и Дикого Запада.

Война с индейцами

На всем протяжении Гражданской войны никогда не стихали сражения на границах, а с концом конфедерации и возобновлением движения на Запад задачи регулярной армии практически удвоились. Естественно, она была при этом сокращена куда ниже минимального предела, необходимого для обеспечения безопасности, и, столь же естественно, такая порочная экономия обернулась в конце концов лишь гораздо большими расходами. Численность армии, составлявшая в 1866 году 57 000 человек, была урезана в 1869 году до 39 000 офицеров и рядовых с пятилетним сроком контракта. В 1873 году армия пережила еще одно сокращение до 25 000 человек, которые должны были охранять границу, протянувшуюся от Техаса до Канады и от Миссури до побережья Тихого океана. И снова армия была растянута недопустимо тонкой линией. К тому же много армейских подразделений было задействовано на гарнизонной службе на Востоке и при оккупации Юга (которая завершилась только в 1877 году, притом что каждый год между 1865 и 1891 годами не обходился без по крайней мере одной армейской кампании).

С последними выстрелами, прогремевшими 29 декабря 1890 года у местечка Ваундед-Нии в Южной Дакоте, завершилась продолжавшаяся более ста лет война с индейцами. Период этот получил впоследствии название «Столетие позора» и явил миру многочисленные факты коварства, грабежей и убийств, которые характеризовали обхождение с исконными обитателями страны.

Но лишь незначительную часть вины за эту недостойную главу в истории США можно возложить на их армию. Гораздо большая вина лежит на министерстве внутренних дел с его печально знаменитым отделом по делам индейцев. Армия не устанавливает законов, она лишь обеспечивает их выполнение. И далеко не всегда подобная работа ее радует. Генерал Джордж Крук однажды сказал: «Самое трудное, что мне приходилось делать, – это сражаться с теми, на чьей стороне, как ты сам понимаешь, правда». Даже многие из рядовых солдат, участников этих сражений, понимали, что индейцы часто были доведены до открытого сопротивления плохим обращением и отчаянием. Соглашения с правительством, нарушенные им самим, похищения индейских представителей, преступления пьяных ковбоев и жестоких охотников за скальпами, злодеяния торговцев виски и продавцов оружия вполне могли вызвать справедливый взрыв негодования; но коль скоро индейцы вступали на тропу войны, то задачей армии было их утихомирить. С 1865 года армия участвовала в более чем девятистах отдельных сражениях, и, хотя многие из них были всего лишь незначительными перестрелками, все они собирали свою долю убитыми и ранеными.