Книга Я – Спартак! Возмездие неизбежно - Валерий Атамашкин

Я смотрел на удаляющиеся легионы Красса. План, который созрел в моей голове и поначалу казался абсурдным, теперь был приведен в исполнение с точностью до мельчайших подробностей. Если обернуться назад и вспомнить события минувшего вечера, то можно понять, что по-настоящему рисковал я лишь однажды. В момент, когда после привала на обширных пастбищах я велел своим военачальникам резко сворачивать на восток и переходить на форсированный марш. За те несколько часов, что были в нашем распоряжении, прежде чем солнце склонится за небосвод, я намеревался покрыть порядка шести лиг, чтобы затемно оказаться у стен Кротона.

Я понимал, что, если оставлю в своих рядах раненых, многих из которых приходилось тащить на носилках, переход затянется и к Кротону мы доберемся к полуночи, тогда на нашем деле можно будет поставить крест. Выход предложил Леонид. Сам полководец был тяжело ранен и к моменту нашего разговора уже с трудом передвигался даже верхом. Рана дала осложнения, и грек доживал свои последние часы. Леонид призвал собрать тех раненых, кто все еще мог передвигаться самостоятельно, но не мог более держать строя, чтобы устроить засаду и перегородить путь Крассу. Раненые все поняли без слов и проявили в этот момент мужество, достойное настоящих воинов. Таких набралось порядка пятисот человек. Я согласился, но уже тогда знал, что эта когорта не дождется схватки с легионерами. Все до одного храбрые повстанцы замерзнут и падут до того, как успеют взяться за свои мечи. Особенно больно было осознавать, что вместе с Леонидом я терял еще одного полководца, замены которому не мог найти.

На том же совете, где Леонид вызвался возглавить вексилию раненых, я поднял вопрос о судьбе лежачих. Вслед за греком твердость и мужество пришлось проявлять уже мне. Я сказал вслух то, о чем многие думали, но говорить об этом боялись. Лежачих было решено добить. Увы, другого выхода не было. Я вместе со своими советниками лично принял участие в этой кровавой драме. И надо сказать, из четырехсот пяти человек, которые простились с жизнью в этот пасмурный день, не было ни одного труса. Беглые рабы с гордостью и с чувством исполненного долга принимали смерть, которую приносили им наши мечи. Повстанцы мужественно бросались на острие мечей и кинжалов грудью. Я видел слезы в глазах многих моих бойцов и отчаяние на их лицах. Однако война имеет свои законы, с которыми ты должен считаться, если хочешь победить. Один из главных законов войны звучал так: умей жертвовать меньшим, чтобы спасти большее. Я выучил этот закон наизусть и каждый раз твердо повторял. К тому же в глубине души каждый из нас понимал, что никто из лежачих раненых не дойдет до Кротона. Длительный переход лишь усугубит муки тех, кого за спиной прозвали смертниками, и только лишь отсрочит неизбежную смерть.

Форсированным маршем, изнемогая от усталости, мы подошли к Кротону задолго до темноты. Перепуганные горожане узнали в нас восставших против несправедливости римлян рабов и заблаговременно выслали делегацию нам навстречу. Как выяснилось позже, эта делегация насчитывала все население города-порта и составила всего несколько сот человек, ютившихся в немногих целых домах города. Жители с ходу объявили, что испытывают к римлянам неприязнь, ведь именно Рим разрушил Кротон, лишил город былой славы, а их – процветания. Они объявили, что им нечего терять, и высказали желание помочь нам. Я знал, что месть римлян за оказанную горожанами помощь будет жестока, и не мог подвести кротонцев. Тогда я и озвучил собравшимся вокруг меня людям свои намерения. Зная, что город представляет по большей части развалины, я предложил имитировать разгром города, чтобы отвести от горожан подозрения Красса в предательстве. Кровь была пущена уже во второй раз за эти сутки. В игру вступили римляне, которых удалось взять в плен при прорыве из Регийской западни. Чтобы поднять боевой дух своему войску, я согласился с предложением совета. Семьсот пятьдесят четыре пленника переодели в одежду горожан, вывели на улицы Кротона, дали оружие из арсеналов порта. Против них вышли гладиаторы из моей армии, потянувшие жребий, – ровно семьсот пятьдесят человек. Улицы Кротона залила кровь. Почти сразу сражение превратилось в паническое бегство римлян. Пленные пытались укрыться в домах, затеряться среди улиц, но не прошло и часу, как все было кончено. В бою пало только семеро гладиаторов, тогда как все до одного пленники были мертвы. Тела пленных легионеров оказались разбросаны по всему городу. Полуразрушенный Кротон, в одночасье превратившийся в одну большую братскую могилу, должен был предстать перед Марком Крассом во всей своей пугающей жестокости.

Перепуганные кротонцы помогали восставшим прятаться в погребах и подвалах. Несколько когорт проследовали в порт, где у пристани стояли корабли. На этих кораблях кротонцы вывезли повстанцев в море и укрыли в ночной мгле от римских глаз. Рут со своей конницей спрятался в близлежащей чаще. Город пустел. Кротон покидали горожане, которые искали убежище в храме Юноны и хотели отсидеться в стенах храма до тех пор, пока кровавый спектакль не закончится. Главным зрителем сего действа был всего лишь один человек – претор Красс.

Ну и напоследок. Последнее изменение коснулось нашего войска. Мною было принято принципиальное решение расформировать легион Леонида, которого уже не было с нами. Я вынашивал в голове конкретный план, поэтому число бойцов в контуберниях было решено довести до десяти вместо существующих на тот момент восьми. К каждому легиону добавлялась резервная когорта в третью линию строя. Легионы Икрия, Тарка, Ганника и Тирна «разбухли» и теперь превосходили римские легионы числом почти что в полтора раза. Далее было принято решение разделиться. Ганник, Икрий и Тарк оставили меня вместе с Тирном и Рутом. Я заходил в городишко, имея за спиной всего один легион и несколько турм кавалеристов. Вот только Красс, чью разведку мне пришлось вырезать лично со своими ликторами, об этом уже не знал. Я привык держать слово и помнил обещание, данное Ганнику, – кельт получит возможность сразиться с римлянами. Главное, чтобы он воспользовался своим шансом сполна.

Римляне же, уверовав в превосходство собственной армии над, как им казалось, толпой рабов, которой управлял варварский вождь, начали действовать безынтересно и предсказуемо. Красс, будто глупая рыба в пруду, заглотил брошенный мной крючок. Теперь мне стоило подсечь свою удочку и вскоре пожинать свои плоды.

* * *

Красс клюнул. То, что произошло в Кротоне, привело претора в бешенство. Тела несчастных погибших так и остались лежать на улицах города. Никто не удосужился сжечь трупы и отдать людям последний долг. Вряд ли претор знал, что на улицах Кротона лежали тела некогда преданных Риму легионеров, но отчего-то я не сомневался, что, будь иначе, Красс все равно оставил бы все так, как есть. Злость Марка Лициния привела к тому, что легионеры не отдохнули во время ночного привала, – претор наотрез запретил доставать палатки и строить лагерь, отметая любые доводы о том, что он нарушает военный устав. Не успели первые лучи солнца осветить промерзшую землю, как римские горнисты протрубили сбор. Полулигой севернее Кротона, в месте, где разделялся след моих легионов, могучее войско Рима приступило к построению. На моих глазах единая армия претора разделилась на три части. По два легиона на левый и правый фланг, три легиона с кавалерией по центру. Я впервые видел армию римлян так близко, и, признаться честно, от вида десятков тысяч вооруженных легионеров в полном обмундировании захватывало дух. Сколько было профессиональных, вышколенных бойцов в распоряжении проконсула? Сорок? Пятьдесят тысяч человек? Имея в своем распоряжении такую армию, Красс мог покорить полмира, но не мог справиться с толпой рабов. Наверняка эти мысли, вкупе с присущей каждому римлянину самоуверенностью, заставляли претора сделать свой следующий шаг.