Книга Опасный лаборант - Юрий Гаврюченков

Единственным потенциальным раздражающим фактором был шум его дыхания. Щелчок клапана, вдох, шипение воздуха в редукторе, щелчок клапана, выдох. Банка была наполнена подводными звуками естественного происхождения – писк, трели, стук камней и клешней, негромкое уханье. Обитатели активно общались друг с другом, они жили у себя дома. Настоящим пришельцем в земной колонии инопланетян был человек. Он стоял, напуганный, на коленях, и старался реже дышать. Не провоцировать похожих на мурен «лент» и беречь воздух. Задача усложнилась от сбора донных организмов до спасения. В баллонах жизни осталось на двенадцать минут работы средним темпом. Если не двигаться и экономить, можно протянуть дольше. Хуже было другое – неизвестно, когда «лентам» надоест вертеться возле пассивного объекта и они найдут занятие поинтересней. Что, если не найдут до последнего глотка воздушной смеси? Что, если вернутся, когда водолаз начнёт подниматься?

«Был бы взрывпакет, не думая, рванул прямо здесь», – Муромцев стиснул зубами загубник.

Он стал примериваться к ближайшей «ленте» на предмет подставить левую руку под укус и ткнуть ножом в пузо. «Не такие уж они и страшные, – лаборант стал нагнетать в себе тёмную ярость, как перед дракой. – Пасть как у колли, а весит куда меньше. Ну, стая, ну и что? Сколько их? Пятеро. Вцепятся в руки-ноги, да плевать. Всех порежу! Вы ещё сначала прокусите неопрен. Подавитесь. А я вас ножиком чик-чик – и организм разукомплектован!»

Не помня себя, Денис оттолкнулся ото дна и выпрямил ноги. Он подвсплыл и стоял во весь рост, подняв нож на уровень груди и согнутую в локте руку с питомзой, прикрывая пах и живот. «Ленты» отплыли. Денис глубоко вдохнул несколько раз, насыщая кровь кислородом, шевельнул ластами и медленно пошёл к поверхности. «Знаешь нож? – двинул клинком в морду ближайшей „ленте“, а та отпрянула и стала держаться поодаль. – Боишься ножа? – мысленно спросил лаборант, как разговаривал вслух с бродячими собаками, случавшимися на окраине Санкт-Петербурга. – Иди сюда, попишу, тварь!» Он представил косую рану через всю морду, морда почему-то была собачья, края разошлись, открыв розовую плоть и белый хрящ, кровь хлещет, визг, страх, боль и отчаяние. Вот что может нож в одно движение.

«Ленты» расширили круг. Лаборант поднимался. «Ленты» собрались в стаю и исчезли под ним.

Гребок ластами. Солнце заиграло в каплях воды на стекле маски.

* * *

– Да, ужас, но не ужас-ужас-ужас, – Денис подарил Рощиной самую задорную улыбку и перестарался, оскал вышел до того бандитским, что завлаб испугалась своего подчинённого. – Это просто рыбки, только инопланетные.

После обеда учёные остались в салоне. Погодная обстановка ухудшилась и до её улучшения спуск под воду было решено прекратить, тем более, что следовало разобрать улов. Дайверы натаскали с плантации обильный урожай, который наспех раскидали по банкам с забортной водой, и теперь он требовал сортировки. Самое интересное законсервировать, что можно высушить – очистить и завялить, остальное выкинуть, пока не испортилось. Организмы уже дали сок, и «Морская лисица» благоухала, что сарай калеки на Ослиной Челюсти.

– Непостижимо, – сказала Рощина. – Как у вас получается находить с пришельцами общий язык?

– С ними надо обходиться как с бродячими собаками. У меня возле дома какое-то время жили. Сторожа с завода их прикармливали, чтобы собаки как бы охраняли территорию, они и расплодились. Шавки нападают на тех, кто боится. Если сам на них кидаешься с топором или показываешь нож, будут тебя избегать.

– Не может быть.

– Я бы не стал недооценивать убедительную доходчивость топора, – заявил Смольский.

– Воображаемого топора, в нашем случае, – заметила Рощина.

– Воображаемого намерения применить воображаемый топор, – уточнил ведущий научный сотрудник.

– Самые глупые собаки, конечно, пострадают, – ухмыльнулся Денис. – В дальнейшем стая будет тебя проверять на вшивость иногда, пуская в бой самых опущенных. Убедятся, что ты здоров и агрессивен, снова начнут показательно игнорировать. Уважуху на раёне нужно заслужить, Арина Дмитриевна. Даром авторитет не появится даже среди бродячих собак.

– У вас поразительное совпадение мнений с академиком Локтевым, – Смольский примостился в навигационном уголке, избегая тесноты застолья. – Вам в Морской институт к Иван Павловичу дорога, у него все такие.

– Звучит заманчиво, а где он преподаёт? Я бы к нему пошёл даже пробирки мыть.

– Во Владивостоке.

– При живом-то начальнике, Денис… – воздел очи горе Казаков. – Что подумает Арина Дмитриевна?

– Я привыкла, – сухо ответила Рощина.

– Владивосток далеко. Жаль, не судьба мне найти общий язык с академиком Локтевым, – Муромцев постарался уйти от неприятного разговора, но Смольский продолжил на удивление серьёзно:

– Там у вас открывается возможность поступить в институт. Не спешите с выводами. Это не Петербург, народу мало, конкурс практически отсутствует. С вашим стажем и характеристикой, которую даст Арина Дмитриевна, вас зачислят только по одной совокупности заслуг. Ну, или действительно пойдёте к Локтеву пробирки мыть. Пребывание в коллективе Ивана Павловича – сама по себе хорошая школа, а на лекции будете ходить вольнослушателем.

– Спасибо. Я уже ходил в университет вольнослушателем, толку-то? Сдаётся мне, что сезон в поле принесёт пользы как сто семестров. От практики реально больше толку. Чем сидеть в аудитории и пытаться усвоить вялую болтовню сонного препода, не представляя, как её применить в будущем, лучше я спущусь под воду и получу реальный опыт, который поможет реально развиваться. Я хотя бы буду сознавать, какие теоретические знания и с какой целью мне следует искать, какие осмысленные вопросы задавать и кому. Я сейчас понимаю, что у преподавателей биофака на большинство из моих вопросов ответов не найдётся. Они просто не в курсе. Они не варились в этом во всём, – Муромцев обвёл рукой широкую дугу, подразумевая не только салон «Морской лисицы» с коком возле плиты, наблюдающим за послеобеденным диспутом русских учёных, но и ворочающегося Утопленника в форпике, и огромную массу солёной воды за обшивкой яхты, океан, разделяющий сушу, людей и судьбы, щедрый на чудеса и риски. – Что они мне ответят, если сами толком не знают? Я лучше, вон, Ганса спрошу, он хоть по делу скажет. Даже Миксер знает больше полезного, чем препод, который всю жизнь проторчал на кафедре. Что они там видят, кроме чужих публикаций и фильмов? Их обширные теоретические познания годятся, чтобы пудрить мозги первокурсницам. Я уже среди третьекурсников не встречал ни одного, кто бы их уважал.

Смольский заёрзал, подобрался, налёг на штурманский столик.

– Денис, ваше личное неприятие на самом деле – тщательно скрываемый страх, – сказал он. – Вы не приемлете преподавателей, потому что их боитесь. Вы неоднократно пытались сдать экзамены, но проваливались, это факт. В качестве защитной меры ваша психика приняла как данность ряд ложных доводов, порочащих высшее образование. Это понятно, но печально. Более того, на основании сделанных наблюдений я могу предсказать, что при любом исходе, даже если вы получите диплом, вас ждёт в науке умеренный успех.