Книга Клянусь отомстить - Сергей Майдуков

Фарфоровые фигурки зверушек, старые открытки, перетянутые резинкой, костяной гребешок, рецепты в ветхой, распадающейся тетради, заварник с остатками чая, кулек карамелек, коробок с использованными батарейками, которые бабушка, наверное, надеялась оживить.

А кто оживит ее саму? Где тот Чумак, Кашпировский или Лонго?

Нет никого.

Оставив поиски вместе с горкой недочищенной картошки, Ангелина вышла на крыльцо. Столбики были увиты какими-то розовыми цветочками, которые никто уже не подвяжет, не польет и не пересадит. Ангелина не собиралась пользоваться дачей, когда все будет кончено. Продавать — тоже. Оставалось либо бросить опустевший дом на произвол судьбы, либо…

Ангелина задрала голову, пытаясь определить, сможет ли перекинуться пламя по древесным кронам на соседние крыши. Это напомнило ей случай из детства, когда бабушка спасла ее от верной гибели.

Ангелине было тогда лет пять-шесть, что-то в этом роде. Во всяком случае, в школу она тогда не ходила. Бабушка еще не перебралась в деревню и гостила у Антоновых. Была зима, ветреная, промозглая, без снега. Старший брат Ангелины учился в четвертом классе, она таскалась за ним хвостиком, неохотно принятая в мальчишескую компанию. Однажды под вечер мальчишки решили забраться на соседний подъемный кран и перебраться по нему на крышу строящейся девятиэтажки. Зачем им это понадобилось? Для самоутверждения. Один предложил, остальные не посмели отказаться, потому что никто не захотел выглядеть трусом в глазах товарищей.

Недолго думая, все отправились совершать свой бессмысленный подвиг. Пролезли в дырку в ограде, подбежали к крану и начали восхождение. Брат карабкался последним, крикнув Ангелине, чтобы она ждала внизу.

Маленькая девочка в красном комбинезончике, перетянутом под капюшоном синим шарфиком, постояла-постояла и полезла тоже. Непромокаемые рукавички скользили по скобам, сапожки то и дело теряли опору, но она не останавливалась. Ждать в сумерках, когда мальчишки вернутся, было страшнее, чем взбираться по бесконечному трапу.

Ангелина была маленькая, поэтому ей требовалось гораздо больше усилий и времени, чтобы подняться по железному каркасу башенного крана. Остальные уже ползли по лапе, протянувшейся к крыше, а девчушка все еще находилась посередине пути.

Там она и застряла. Силы кончились одновременно с решимостью. Железная башня гудела и раскачивалась от ветра, словно ветка, норовящая избавиться от глупой компашки. Ограждение за спиной Ангелины было рассчитано на взрослого человека, а она была слишком маленькой, чтобы опереться, давая ручонкам передышку.

Пальцы занемели, все тело застыло, утратив чувствительность. Ангелина смотрела на приветливо светящиеся окна, на мертвенные огни уличных фонарей, на переливающиеся бисерины фар вдали и понимала, что видит все это в последний раз. Вот черная крыша школы, куда она никогда не пойдет, вот детская площадка, а позади высится дом Ангелины, но она туда уже не вернется, она даже оглянуться не может, потому что сразу потеряет равновесие. Рукавички на ледяных скобах уже почти не сгибались, держались чудом. Но чудес не бывает. Маленькая девочка осознала это, находясь между небом и землей. Летать она не умела, только падать.

Но спасло ее все-таки чудо. Как получилось, что именно в эту минуту бабушке вздумалось выйти в магазин? Что она подняла голову и заметила в потемках крохотную красную фигурку, прилепившуюся к башне крана? Что ей достало ловкости и отваги, чтобы поспешить на помощь? И что Ангелина, услышав снизу бабушкин голос, не упала от неожиданности, а схватилась за прутья сильнее?

Она не помнила, как они спускались. Знала это только по рассказам бабушки. Та взбежала наверх с проворством матроса, карабкающегося на мачту, пристроилась за спиной внучки и стала нашептывать ей что-то успокаивающее, ободряющее. Так они и спускались — маленькая и большая, плотно прижимаясь друг к другу. На земле обе расплакались, однако домой явились с сухими глазами, условившись ничего не рассказывать родителям, чтобы не пугать их понапрасну.

Таких тайн между Ангелиной и бабушкой существовало превеликое множество. Несостоявшаяся беременность, фактическое исключение из института, роман с темнокожим студентом, бабушкины исповеди, ее планы по отъезду из города.

Потом, конечно, общение значительно сократилось, но и годы спустя обе были скорее близкими подругами, чем просто родственницами.

Почувствовав присутствие кого-то рядом, Ангелина повернула голову и увидела Юрия, молчаливо стоящего чуть позади.

— Нож наточен, — лаконично доложил он. — Картошка на огне.

— Как ты догадался про нож? — спросила она, только сейчас обнаружив, что глаза у нее на мокром месте.

Задав вопрос, она поспешно отвернулась.

— Тупой, — ответил Юрий. — Но не я.

Ангелина невольно улыбнулась.

— Это я поняла, — сказала она, проводя мизинцем по ресницам. — Иди в дом, скоро есть будем.

— Будешь страдать в одиночестве?

— А вот это не твое дело.

Ангелина думала, что после этих слов он уйдет, но ошиблась. Юрий остался.

— Знаешь, — сказал он, — когда-то я тоже переживал похожее горе и тоже в одиночку. Много раз.

— И как будет дальше? — тихо спросила она. — Боль пройдет?

— Нет. Боль останется. Но сделается привычной.

— От этого станет легче?

— М-м. — Он покачал головой. — Но живут же люди без рук, без ног. Свыкаются. Плохо, но иначе уже все равно не будет, так что приходится приспосабливаться. То же самое, когда кусок души ампутирован.

Это было очень точно подмечено. Именно так себя Ангелина и чувствовала. Как будто из души удалили что-то жизненно важное. Осталась фантомная боль. К ней следовало помаленьку привыкать.

— Видишь сарайчик? — спросила она, показывая кивком на просвет в листве. — Бабушку нашли там. Среди граблей, лопат и всякой пыльной рухляди. Я им этого никогда не прощу.

— Я здесь из-за тебя, а не из-за твоей бабушки, — холодно напомнил Юрий и ушел с крыльца.

«Мерзавец, — подумала Ангелина. — Но предельно откровенный мерзавец. Никем не притворяется, ничего из себя не строит. Может быть, было бы лучше, если бы все люди вели себя так? Говорили то, что думают, а не то, что требуют приличия. Не улыбались бы тем, кому не хотят улыбаться. К врагам относились, как положено относиться к врагам… Скольких убил этот Ярышников в своей жизни? Скольких еще убьет? Но с ним мне спокойней и надежней, чем с так называемыми добропорядочными гражданами, которые прикрывают собственную трусость всякими моральными оправданиями».

Развернувшись, она вошла в дом. Не глядя на нее, Юрий крошил лук, чтобы высыпать его поверх нарезанных огурцов и помидоров. Ангелина тоже на него не глядела, но видела, благодаря особому устройству женских глаз. Прошествовав мимо, она поднялась по крутой скрипучей лестнице наверх.

Первая комната была отдана в распоряжение Юрия. Здесь стояла заранее застеленная раскладушка, неработающий компьютер, столь же бесполезный проигрыватель с колонками и телескоп на треноге, который Ангелине подарил один ухажер, полагавший, что подарки женщинам должны быть непременно эксцентричными. Выбросить трубу было жалко, а разбираться со всеми этими окулярами, зеркальцами и штативами было некогда, да и не хотелось. Поэтому телескоп был установлен на даче, как бы с целью наблюдать за луной и звездами, а на самом деле в виде бессмысленного и нелепого украшения слишком большой и слишком пустой комнаты.