Книга Требуется идеальная женщина - Анна Берест
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Терпеть не могу, когда ты говоришь пошлости, – сказал Мишель, глядя на меня печальным взглядом.
Возможно, он уже пожалел о своем решении ехать вместе со мной в Венецию. И сейчас задавался вопросом, не свихнулась ли я окончательно.
– Ты же знаешь, я очень рад, что ты со мной, – примирительно сказал он и ласково накрыл своей ладонью мою.
– Пассажиров рейса Эр-Франс шестьсот тридцать четыре, вылетающих в Венецию, просят пройти на посадку, – проворковал женский голос.
У меня сильнее забилось сердце, как будто я знала, что в самолете меня ждет Джорджия. Проходя в салон, я заметила в первом ряду мужчину в гранатовом костюме. Словно сошедший со страниц романа венецианский аристократ – чуть блестящее лицо, благоухающее кремом на травах (аромат тимьяна, должно быть, проник даже в пилотскую кабину), гладкая, чисто выбритая кожа (мне представилось, какой мягкой она должна быть на ощупь), очки с дымчатыми стеклами на восхитительном орлином носу – он выглядел лет на десять моложе своего истинного возраста, хотя я затруднилась бы сказать, сколько ему лет. Мы с Мишелем заняли свои места в хвосте самолета. Это было странно, снова оказаться рядом, как будто мы вернулись на много лет назад, в те времена, когда были мужем и женой. Я залпом осушила крохотную бутылочку виски и закрыла глаза с намерением не открывать их до самого приземления. Но Мишелю хотелось поболтать, а мне, учитывая обстоятельства, было неудобно просить его помолчать. В конце концов, он выступал моим спонсором. Пришлось мне сделать над собой усилие, особенно вначале, потому что Мишель относится к той категории людей, которые боятся взлета.
– Хочешь, расскажу тебе, как я впервые в жизни испытала оргазм? – предложила я, немного обиженная тем, что он не распознал моей недавней имитации.
– Не особенно, но давай, валяй, – ответил Мишель. – Хоть отвлекусь.
Должно быть, я говорила слишком громко, потому что сидевшая впереди дама повернула к нам голову. Я изобразила извиняющийся жест и перешла на шепот.
– Мои родители, – начала я, – принимали участие в большом шоу, посвященном Европе. Несколько последних представлений проходили в античном театре в Дельфах. После этого они решили провести каникулы в Греции, на одном из Кикладских островов, и сняли там белый домик, абсолютно пустой, пустой в буквальном смысле слова – там не было ничего, ни посуды, ни столовых приборов, ни мыла, ни свечей, ни полотенец. Зато в моей комнате нашелся французский словарь, который я листала по вечерам перед сном – он действовал на меня усыпляюще. Это был иллюстрированный “Малый Ларусс” в синей кожаной обложке, с изящной буквой L в виде позолоченной ленты. Однажды вечером я совершенно случайно наткнулась на статью “Мастурбация”, которая увлекла меня гораздо больше, чем соседние статьи “Мастерок” и “Мастика”. Я несколько раз подряд перечитала определение, а потом разыскала статьи “Стимуляция” и “Половые органы” – я мало что в них поняла, но меня посетило предчувствие, что это должно быть крайне интересно.
Я заметила, что табло “Пристегните ремни” у нас над головой погасло; значит, самолет набрал высоту и скорость.
– Ну вот, продолжение ты и сам знаешь, – сказала я Мишелю.
– Не слишком захватывающе, – бросил он, накрыл лицо своим вельветовым пиджаком и прислонился головой к иллюминатору, собираясь поспать.
За весь полет он больше не сказал мне ни слова, давая возможность чуточку отдохнуть. Два часа спустя меня разбудила банда придурков, встретивших приземление громкими аплодисментами.
Выйдя из здания аэропорта, мы последовали за толпой туристов, которые, словно крабы, ползли по направлению к морю, таща за собой чемоданы на колесиках. На улице стемнело, в воздухе веяло холодной сыростью, и до остановки вапоретто нам пришлось прошагать несколько километров. Я впервые попала в Венецию вечером, когда из всего окружающего пейзажа видно только море, похожее на любое ночное море. Но все это не имело никакого значения. У меня колотилось сердце при мысли, что еще до того как уснуть, я узнаю фамилию Джорджии, а может быть, даже получу номер ее телефона и через несколько часов услышу ее голос, звук которого почти успела забыть. Этого было достаточно, чтобы наполнить меня радостью.
Вапоретто качало, пассажиров прижимало друг к другу, и мы с Мишелем развлекались, пытаясь по одежде определить национальность туристов. Мы делали остановки на островках, и никто толком не понимал, где мы в данный момент находимся. Люди вздрагивали, когда судно причаливало к берегу, и спокойно ждали: куда-нибудь да приплывем. Вапоретто снова отчаливал и продолжал свой путь сквозь немного пугающую водную тьму.
Мы прибыли на станцию Пьяццале Рома. Едва ступив на сушу, я почувствовала острый запах морепродуктов, окутывающий город: впечатление было такое, будто мы в знойный день приземлились в помойном контейнере рыбной лавки. Как могло случиться, что этот город стал символом романтики? А главное, как мне выдержать целые сутки в этой вони? Я посмотрела на Мишеля и с изумлением поняла, что я единственная, кого ужасала эта перспектива: остальные туристы не морщились, не жаловались и не просили увезти их обратно. Судя по всему, Мишеля тоже ничуть не смущали мощные волны смрада, достойного разлагающегося вивария.
– Ты опять преувеличиваешь, – сказал он, беря мой чемодан. – Если и пахнет, то совсем чуть-чуть.
Нас высадили где-то в северной части Венеции. По счастью, оказалось, что ресторан “Иль Франчезе” расположен совсем неподалеку. Мишель наотрез отказался воспользоваться моим телефоном и повел нас, сверяя маршрут по бумажной карте. Я с беспокойством озиралась, уверенная, что мы потеряемся в лабиринте незнакомых улочек. Они наползали одна на другую, сужались, пробирались между каналами, связанные крохотными горбатыми мостиками. Складывалось впечатление, что какой-то великан взял в кулак этот город и хорошенько его сжал. Наконец после долгих блужданий Мишель вывел нас на улицу, где находился ресторан.
Сердце у меня забилось так часто, что я едва устояла на ногах; я задыхалась; воображение уже нарисовало передо мной картину: вот я вхожу в ресторан и вижу Джорджию, она сидит и улыбается мне. Я чувствовала, что она где-то здесь, в этом городе, и я точно знала, что обязательно ее найду. Но чем дальше мы шли по улочке, тем темнее становилось вокруг. Мы остановились перед дверью ресторана. Он был закрыт. Надпись на надорванной картонке сообщала: “Ремонт”. Меня замутило. Не только из-за разочарования, не только из-за того, что мне было жаль напрасно потраченных денег, но и из-за того, что нам на головы полился грязный дождь, принеся с собой тошнотворный запах тухлятины. Я чувствовала себя такой же ободранной, как окружавшие нас пористые камни.
– Закрыто, – огорченно произнес Мишель. – Ремонт.
Во мне вспыхнула злоба. В ту секунду я ненавидела его всеми фибрами души, как будто это он был во всем виноват. Если до сих пор его присутствие меня успокаивало и даже веселило, то теперь оно сделалось невыносимым – таким же невыносимым, как в тот день, когда я решила от него уйти; все всколыхнулось и поднялось на поверхность, все мое раздражение против бедняги Мишеля, который был тут вообще ни при чем и стремился мне помочь и доставить удовольствие. Даже не извинившись, я сказала, что дальше буду действовать одна. Мне срочно надо было выпить.