Книга Ставки сделаны - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Гриб не подвел: новые паспорта ему и Люсе изготовил в их присутствии, даже не спросив доплату за срочность.
Видно, хорошо помнил старик тот случай, когда Панкрат здорово намял бока его сыновьям-богатырям, вздумавшим кинуть клиента, которого они посчитали лохом.
Сами сыновья, ребята с косою саженью в плечах, предпочитали держаться от него подальше. Младший, сидя в кресле, положил на колени помповое ружье внушительных размеров и не выпускал его из рук. Всем своим видом он давал понять, что всадит в Панкрата заряд картечи при любом, с его точки зрения, слишком резком движении.
Второй сын – его прозвище было Молотобоец – стоял, подпирая косяк двери, за которую удалился сам папаша, чтобы предаться не праведным трудам по изготовлению фальшивых документов. Фотографии для паспорта Панкрат и Люся сделали в салоне «Кодак» на первом этаже дома, в котором жил Гриб; вполне вероятно, что это заведение ему и принадлежало.
В правой руке Молотобоец держал предмет, принесший ему известность и прозвище, – ударное орудие, по виду напоминавшее молот для метания. С помощью кожаной петли на рукоять крепилась к волосатому предплечью толщиной с голень нормального человека. Молотобоец был неразговорчив, но расторопен в деле.
Это мог подтвердить сам Панкрат: во время стычки с братьями его череп едва не познакомился с «молотом», хотя в результате пострадал всего лишь антикварный комод в прихожей.
Знающие люди утверждали, что время от времени Грибов сын не брезгует попробовать силушку молодецкую в нелегальных боях насмерть, где разрешено любое оружие. В пользу этого предположения говорили и многочисленные шрамы на его теле, делавшие Молотобойца похожим на жертву пластического хирурга, страдавшего жестоким тремором конечностей.
Когда он открыл им дверь и показался на пороге, не выпуская свое оружие, Люся ойкнула и испуганно прижалась к Панкрату.
Впрочем, сама она была изукрашена не хуже. Оба брата, не стесняясь, разглядывали лиловеющие следы от укусов на ее руках и шее, пока Панкрат не встретился с ними взглядом.
С этого момента внимание Грибовых «деток» сконцентрировалось на нем – видимо, заныли старые раны.
Около часа они просидели на небольшом диванчике, обитом клетчатым дерматином. По всей видимости, комод, разнесенный в щепки Молотобойцем, был в этой квартире единственной пристойной мебелью. Все остальные предметы интерьера наводили на мысль о том, что местные жители обставляются за счет того, что потихоньку грабят коммунальные квартиры.
Или закупаются исключительно у старьевщика.
Простота обстановки была уж слишком навязчивой, она так и бросалась в глаза. Панкрат ничуть не удивился бы, узнав, что Гриб владеет несколькими квартирами в престижных районах Москвы. Весьма вероятно, что у старика и счет имелся в банке какой-нибудь европейской страны с уравновешенной экономикой. А здесь… Скромно жить не запретишь, однако.
– Что-то недолго ты с папиной ксивой погулял, фраер, – нервно усмехнувшись, нарушил тяжелое молчание Гриб-младший. – Мусора на хвост сели?
Судя по всему, Грибовы детки считали Панкрата кем-то вроде бандита, но не авторитетного вора, а скорее, беспредельщика. Наверное, потому, что он от души поколотил их в прошлую встречу, не оправдав не слишком почетное звание «лох», которое получил, как говорится, по одежке.
Панкрат промолчал. Затевать разговоры не хотелось.
Однако Люся совершенно некстати фыркнула – голос у младшего был писклявый, и феня в его «исполнении» звучала довольно-таки смешно.
Тот недоуменно приподнял сначала бровь, а затем карабин. Молотобоец отделился от дверного косяка в предвкушении потехи, поудобнее перехватил свое оружие. Панкрат пожалел о том, что оставил в машине служебную «беретту».
Но в этот момент открылась дверь кабинета, в котором Гриб трудился над новыми паспортами, и хозяин появился на пороге собственной персоной – хмурый старик в полосатых штанах, с виду напоминавших пижамные, и вытянутом турецком свитере, больших кожаных шлепанцах и квадратных очках с очень толстыми стеклами в старомодной черной оправе.
Ни дать ни взять опустившийся интеллигент.
Папаша коротко глянул на своих чад, и те сию секунду расслабились, мило заулыбавшись.
Гриб подошел к Панкрату и протянул ему два паспорта и водительское удостоверение.
– Теперь она тебе дочка, – прошамкал он. – А прописка у тебя тамбовская, такую по компьютеру проверять не будут.
Хочешь – получай временную, хочешь – прямо сейчас из города сваливай. Права на те же категории… В общем, я свое дело сделал.
– Спасибо, – Панкрат сунул документы в задний карман джинсов – Вот деньги.
Он достал портмоне и отсчитал десять зеленых бумажек с портретами самого любимого в России американского президента – Франклина. Гриб не признавал российские рубли принципиально и все расчеты предпочитал производить в дензнаках США – Пошли, – Панкрат дернул Люсю за руку.
Уже на пороге девушка обернулась и показала младшему язык. Парень побагровел и вскинул было дробовик, но сдержался под сверкнувшим из-под косматых бровей взглядом отца.
Старик дождался, пока на лестнице затихнут шаги «клиентов». Потом он подошел к окну, занавешенному простым, давно не стиранным тюлем. Он выглянул на улицу: мужчина и девушка садились в белые «Жигули» с шашечками на борту, имевшие в меру потрепанный вид.
– Саша, поди-ка сюда, – позвал Гриб.
Молотобоец в два шага пересек комнату и встал рядом с отцом.
– Тачку видишь? – спросил отец.
Сын кивнул.
– Бери машину и дуй за ней. Возьми с собой телефон.
Чтобы каждые пять минут отзванивался мне, понял?
– Ясно, батя Младший с тобой останется, что ли?
– Останется, – кивнул старик. – Брось свою дубину и шевели батонами.
Сын бросился выполнять отцовский приказ.
Когда «Жигули» выехали со двора, Гриб достал из кармана своих полосатых штанов мобильный телефон в корпусе хай-тек и по памяти набрал номер. Потом приложил трубку к уху, а к глазам поднес обрывок газеты, на котором Молотобоец записал номер машины.
– Здорово, Родион, – произнес старик. – Сдается мне, объявился твой друг долгожданный. Ну тот, что со шрамом.
Пауза.
– Да ты не благодари, – Гриб усмехнулся. – Вот если жив останешься – тогда спасибо скажешь.
Еще одна пауза – на этот раз значительно дольше. Старик недовольно поморщился. Так, будто у него разом заболели все оставшиеся зубы.
– Не сквернословь, Родион. Имей уважение к моим сединам. Он только что от моего подъезда отчалил… Нет, на такси.
Не один… Ты не так меня понял. С ним только девчонка какая-то худосочная. Я своего старшего ему вдогон отправил, авось он и проведет твоего человечка до самого логова. Ты телефончик-то не отключай, я сообщу, что да как. Все, бывай.