Книга Бисмарк. Биография - Джонатан Стейнберг

...

«Встревоженный нарастающей решимостью и своеволием толп, запрудивших улицы, начальник полиции Юлиус фон Минутоли распорядился ввести 13 марта в город свежие войска. В ту ночь несколько граждан были убиты в схватках, завязавшихся вблизи дворца. Толпы и солдаты состязались друг с другом за контролирование городского пространства»51.

Несколько дней король Фридрих Вильгельм IV пребывал в нерешительности, раздумывая, чью сторону занять: «голубей», предлагавших пойти на уступки, или «ястребов», возглавлявшихся генералом Карлом Людвигом Притвицем (1790–1871), командовавшим в Берлине бригадой гвардейской пехоты и настаивавшим на применении силы. 17 марта король, потрясенный бегством Меттерниха, наконец сдался и согласился отменить цензуру прессы и дать Пруссии конституцию. Минуло всего лишь одиннадцать месяцев со времени бравурной тронной речи, и король все-таки понял, что есть сила, способная трансформировать «естественную связь между государем и народом в обыкновенные конституционные отношения», и этой силой является не что иное, как страх. На следующее утро, когда ликующие толпы собрались на Дворцовой площади, произошли серьезные столкновения между армией и демонстрантами. По всему Берлину выросли баррикады. Армия уже была не в состоянии контролировать город.

18 марта 1848 года чуть ли не в полночь генерал фон Притвиц, которого его биограф характеризует как человека «сурового, решительного и замкнутого»52, прибыл во дворец и попросил у короля позволения отдать приказ об эвакуации города, с тем чтобы открыть по мятежникам артиллерийский огонь и принудить их к капитуляции. Дэвид Баркли так описал их полуночное рандеву:

...

«Смущенный монарх выслушал, поблагодарил Притвица и вернулся к письменному столу. Притвиц отметил то, с «каким удобством его величество уселись за стол, сняли сапоги, носки и натянули на ноги меховые гетры, собираясь, видимо, писать длиннющий документ». Тогда он составил, пожалуй, свой самый знаменитый документ – обращение «К моим дорогим берлинцам» ( «An Meine lieben Berliner» )»53.

К рассвету обращение было расклеено по всему городу. В нем король призывал граждан:

...

«Верните нам мир, уберите баррикады… и я даю вам государево слово, что улицы и площади будут очищены от войск, они останутся только в нескольких самых важных зданиях».

Приказ о выводе войск был отдан уже на следующий день перед полуднем. Король доверился революции54.

Для большинства солдат, для принца Вильгельма, брата короля, для кронпринца король Фридрих Вильгельм казался трусом, спасовавшим перед чернью. Роон, находившийся в Потсдаме, настроился на то, чтобы эмигрировать. Бисмарк, как обычно, схватился за шпагу. Через два дня, 20 марта, в Шёнхаузен заявилась делегация из Тангермюнде и потребовала водрузить на колокольне черно-красно-золотистый флаг Германской республики. Бисмарк вспоминал потом, как он тогда спросил своих крестьян: «Готовы ли они защищать себя?»:

...

«Они ответили горячо и единодушно Ja , и я посоветовал им выдворить горожан, что они незамедлительно и сделали при охотном участии женщин»55.

21 марта Бисмарк спешно отправился в Потсдам, желая выяснить: есть ли смысл в том, чтобы двинуть на Берлин вооруженных крестьян. Бисмарк повествует о своих впечатлениях в мемуарах, и они в основном совпадают с описаниями Галля, Энгельберга и Пфланце:

...

«Я спешился у резиденции моего друга Роона, который, будучи гувернером принца Фридриха Карла, занимал несколько комнат в замке, затем навестил в «Немецком доме» генерала фон Мёллендорфа, который все еще не отошел от грубого приема, оказанного ему повстанцами во время переговоров, и генерала фон Притвица, командующего в Берлине. Я описал им настроения сельчан, а они посвятили меня в некоторые детали того, что происходило утром 19-го. Рассказанное ими и последующая информация, полученная из Берлина, подкрепили мое убеждение в том, что король не свободен. Притвиц, будучи старше меня по возрасту и рассудительнее, спокойно сказал: “Не присылайте нам своих крестьян, они нам не нужны. У нас предостаточно солдат… Что мы можем сделать, если нам приказано играть роль побитых? Я не могу идти в наступление без приказа”»56.

Галль утверждает, что с этого момента Бисмарк решил «употребить все усилия для спасения традиционного монархо-аристократического порядка даже вопреки позиции нынешнего держателя короны»57. В определенном смысле у Бисмарка не было другого выбора. После того как в сентябре кайзер пригласил его на обед во дворце, свою дальнейшую карьеру и вхождение во власть Бисмарк связывал только с королевским двором. Если государя не вырвать из пут революции, то эта дорога для него закроется. Бисмарку казалось немыслимым, чтобы конституционное правительство предложило наилучший баланс между остатками абсолютизма и парламентаризмом. Неизбежный конфликт между монархом и парламентом предоставит Бисмарку нужную платформу для действий, надо лишь подождать.

Согласно свидетельству будущей королевы Августы, Бисмарк обратился к ней 23 марта 1848 года от имени ее деверя принца Карла Александра Прусского, младшего брата короля Фридриха Вильгельма IV и ее мужа принца Вильгельма Прусского. Он просил дать ему полномочия на то, чтобы «использовать имя ее мужа и имя ее юного сына в осуществлении контрреволюции». Бисмарк намеревался «отказаться от дарованных королем мер и подвергнуть сомнению и его право принимать их, и способность действовать рационально58. Августа писала кронпринцу, бежавшему в Англию:

...

«Я согласилась поговорить с герром фон Бисмарком-Шёнхаузеном, сказав ему, что он подал прекрасный пример истинной преданности и повиновения и любые действия, направленные против решений короля, противоречили бы его собственным убеждениям. Я побудила его дать честное слово, что ни твое имя, ни имя нашего сына не будут скомпрометированы подобными реакционными актами»59.

Бисмарк дал свою версию:

...

«В сложившихся обстоятельствах мне пришла в голову идея добиться иными путями приказа действовать, которого нельзя было ожидать от короля, оказавшегося несвободным, и я попытался получить аудиенцию у принца Прусского. Мне рекомендовали обратиться к принцессе, поскольку требовалось ее согласие. Я пришел к ней для того, чтобы выяснить местонахождение супруга, который, как я узнал позднее, пребывал на Павлиньем острове. Она приняла меня в комнате для прислуги на антресолях, сидя на деревянном стуле. Она отказала мне в информации, которую я запрашивал, заявив, в сильном возбуждении, что ее долг защищать права сына»60.

Читатель вправе предпочесть любой из этих вариантов, но надо не забывать о том, что Бисмарк имел привычку камуфлировать свои ошибки, и данный неуклюжий эпизод послужил одной из причин неприязненных и даже враждебных отношений между будущей королевой и ее будущим министром-президентом. Следует учитывать и то, что Бисмарк описывал встречу с Августой уже после своего падения, имея за плечами сорокалетний стаж ненависти к ней.