Книга Три влечения Клавдии Шульженко - Глеб Скороходов

Ритм, ставший обязательным для джаза, мешал исполнению некоторых других произведений. Это чувствовалось в новых вещах, стало явным и в «старых»: насыщенно-джазовое сопровождение утяжеляло лирическую песню «Мама», делало ее сугубо танцевальной, что не соответствовало песне, по характеру приближавшейся к романсу. Шульженко попросила облегчить инструментовку, но это была полумера.

Сомнения, возникшие случайно, неожиданно укрепились во время репетиций новой программы летом 1944 года.

Программа эта была предназначена прежде всего для показа на смотре советской эстрады, который Комитет по делам искусств решил провести в московском «Эрмитаже». «Цель смотра, – писала газета «Литература и искусство», – продемонстрировать творческие успехи, одержанные в трудных условиях военного времени».

Готовился смотр широко. За июль – август наметили показать четыре программы с участием лучших артистических сил – певцов, танцоров, мастеров оригинального жанра, чтецов, эстрадных ансамблей.

Для работы над программой Ленинградского джаз-ансамбля вновь пригласили Михаила Яншина. На этот раз режиссер решил поставить спектакль с размахом. В театре Вахтангова изготовлялись пышные декорации: рисованные задники с видами городов, фанерные детали городских пейзажей – скульптуры, широкие лестничные ступени, гранитные парапеты, чугунные ограды, мраморные колонны. Портные мастерских ВГКО и спецшколы ФЗО кроили для оркестра две смены костюмов, в том числе одну парадную – черные мундиры с белыми атласными лацканами, шили головные уборы различных родов войск и т. д. Была разработана сложная партитура света, призванного имитировать лучи прожекторов, скользящих по небу, всполохи разрывов, отблески пожаров, огни салютов…

Уже на репетициях стало ясно, что все это сложное хозяйство делает эстрадный спектакль громоздким. «Эрмитаж» с его приспособленной только для эстрадных концертов сценой еще более подчеркнул неуместность обильной театральной бутафории. Шульженко понимала, что подобная «театрализация» мешает ей. Ее песни так фундаментально отгораживались от зрительного зала, что под угрозой оказался прямой контакт со слушателем, без которого певица не мыслила своего выступления.

Но режиссер успокаивал актрису и продолжал упорно репетировать.

Премьеру назначили на 26 июля. С 10 июля репетиции шли ежедневно, за два дня до первого показа они продолжались почти круглые сутки, причем две трети их ушли на монтировку декораций и отработку световой партитуры. Генеральная репетиция началась 25-го в час ночи и кончилась в семь утра! В этот же день состоялась сдача программы приемной комиссии. Штурм, предпринятый режиссером и потребовавший огромного напряжения всех участников ансамбля, завершился. Премьера прошла в назначенный день.

Вскоре после нее появилась рецензия. Она была необычной, единственной подобного рода. Напечатал ее «Крокодил» в разделе фельетонов об искусстве «Таланты и поклонники». Автор – театральный критик и фельетонист Евг. Вермонт писал:

«Недавно я видел в «Эрмитаже» очередной опыт режиссерского спасания эстрады. В этот вечер выступал джаз Шульженко и Коралли.

Правда, сама Клавдия Шульженко появлялась на минутку и тотчас скрывалась, как солнце в ненастный день. Режиссер М. Яншин, организовавший этот ненастный день, должно быть, поставил своей задачей добиться того, чтобы Шульженко не было видно или хотя бы слышно.

Что он только не делал?! «Растворял» певицу в ансамбле, прятал в оркестр. Заставлял позировать в каких-то полуживых картинах. Ежесекундно менял живописные задники и непрерывно скрипел тремя занавесами. Или вдруг оборвал хорошую песню на полуслове и потушил свет.

В публике решили, что это перегорели пробки.

Но когда в антракте я пожаловался директору на состояние электрических проводов, он обиделся:

– Позвольте, при чем тут провода? Провода у меня в полном порядке! Это режиссерский замысел!

– Ага, значит, перегорел режиссерский замысел?

Директор еще пуще обиделся:

– Да нет! Свет потушили сознательно. По творческим мотивам. Дескать, война неожиданно оборвала лирическую песню… Понятно? Так сказать, художественный символ…

Если произвести арифметическую раскладку времени, ушедшего на каждый номер, то получится: 4 минуты Коралли объявляет номер, 4 минуты ухлопываются на декоративные эффекты, 4 минуты нужно терпеть игру плохо вымуштрованных статистов и только 3 минуты наслаждаться пением Шульженко…

На вопрос, зачем они так тщательно упаковывают каждую песню в такую плотную обертку, директор ответил:

– Это не просто песни, а этапы развития джаза.

Два часа нас гоняли по этапу. Тяжело! Когда зрители расходились после этих этапов, у всех был такой вид, точно они только что нанюхались хрену.

А ведь Клавдия Шульженко всегда имела большой успех.

В чем тут дело?

За кулисами горячился режиссер:

– Ну да… если бы вместо желтого софита дали фиолетовый и не опустили задник со шпилем Петропавловской крепости, когда нужен был задник с Исаакиевским собором, был бы огромный успех!

Тогда обозлился заведующий постановочной частью:

– Все равно не было бы огромного успеха! Успех был бы, если бы вас не было! Если бы Клавдия Ивановна вышла бы прямо на просцениум и честно спела те песни, которые пришла слушать публика…

– Вы что же, против режиссера?

– Нет, я за режиссера, понимающего эстраду. Это же совсем другое искусство! Здесь счет не на часы, а на секунды… Здесь решает не ансамбль, а острая эстрадная индивидуальность…

Не знаю, чем окончился этот спор. Кого признали виновным в неудаче: постановочную часть или грубую публику, которая не хочет ходить по режиссерскому этапу, а желает слышать хорошие песни в хорошем исполнении».

Фельетонист был прав. Когда в заключительном концерте смотра Шульженко вышла прямо на просцениум и «спела те песни, которые пришла слушать публика», успех был огромным.

Заключительный концерт превратился в яркий праздник. В нем приняли участие Н. Смирнов-Сокольский, Т. Ханум, Р. Зеленая, Л. Утесов, Э. Рознер, А. Редель и М. Хрусталев, Л. Русланова, А. Райкин, И. Набатов, Ф. Савченко. Вели программу первого отделения Е. Дарский и Л. Миров, второго – М. Гаркави.

Камертоном концерта, проходившего на сцене филиала Большого театра, стал первый же номер – марш Дунаевского «Легко на сердце от песни веселой» из «Веселых ребят». Запевали Шульженко и Утесов – случай уникальный! Знакомые слова песни перемежались с новыми строфами, написанными В. Лебедевым-Кумачом специально к празднику.

Шульженко заканчивала первое отделение концерта. Она спела пять объявленных песен, но зрители не отпускали ее. Один «бис» следовал за другим.

«Клавдию Шульженко знают и любят как жанровую певицу, – отметила газета «Литература и искусство». – Она владеет секретом воздействия на слушателя, обладает настоящей артистичностью. Если вспомнить первые выступления Шульженко, можно утверждать, что актриса творчески растет с каждым годом. Выступление на смотре подтвердило это еще раз».