Книга КГБ в Японии - Константин Преображенский

Но Борис Иванович был незлобивым человеком и так поступать не стал. А эту историю он рассказал нам, молодым сотрудникам разведки, чтобы показать, какие дураки попадаются среди провинциальной советской агентуры и как опасно с ними работать.

А между тем поступок этого агента был по форме — но не по содержанию — глубоко христианским: согрешил — спеши покаяться, облегчить душу Вот, правда, перед кем исповедоваться?.. Этот самый главный вопрос как-то потерялся в глубине нескольких поколений, отделяющих нас от глубоко веровавших предков…

Функцию исповедовать советских граждан взяла на себя коммунистическая партия, и публичное самобичевание на партийных собраниях стало привычным для всех советских предприятий и учреждений. Но ведь исповедь предполагает индивидуальный подход и определенную деликатность. Именно поэтому партия перепоручила эту Функцию своим вооруженным органам идеологического контроля — КГБ, который принимает исповедь не формально, в общем и целом, как это порой делают партийные комитеты, а внимательно, заинтересованно и глубоко вникая в детали, как подобает святой инквизиции.

Ответственности за антисоветское побуждение человек не несет. Если он сумеет его подавить, то и греха никакого не будет, и тяжесть его не ляжет на вашу душу.

Если на ум вам приходит недовольство советской властью, но вы об этом благоразумно молчите, то и карательные органы партии не испытывают к вам враждебного интереса. Они не лезут к вам в душу, поскольку враждебное слово пока не произнесено и греха перед советской Родиной нет. Именно поэтому и не прижились в КГБ детекторы лжи, столь популярные у наших американских противников: у нас в СССР вы можете думать все, что угодно, главное — не болтайте об этом… Впрочем, если вы хотите сделать карьеру в нашей стране, то молчания недостаточно. Вы должны громогласно превозносить советскую власть. Сделать это, переломив себя, может не каждый…

Ни если вы где-то проговорились и многочисленная агентура донесла об этом в КГБ, то уж не взыщите: против вас будет использован весь комплекс оперативных мероприятий, которые пускаются в ход так часто, что по этому поводу даже снят особый учебный фильм.

Его показывают во всех школах КГБ, в том числе показывали и у нас, в Минске. Как и все игровые фильмы, изготовленные на секретных студиях КГБ, он очень правдив: ведь играют в нем и себя, и осведомителей-агентов, и даже наших врагов — антисоветчиков — сами чекисты. Наша профессия настолько близка к актерской, что предложение сыграть чью-либо роль в учебном фильме не вызывает ни у кого из нас ни удивления, ни протеста. Если бы хоть один такой фильм показали по телевидению, он собрал бы миллионы зрителей. В той или иной степени учебные фильмы напоминают сериал «Семнадцать мгновений весны», который до сих пор пользуется огромной популярностью.

Учебный фильм, который я упомянул, посвящен исследованию проблемы греха. Та, первая стадия, когда истинный советский человек молчит в тряпочку, опущена. Действие начинается с того момента, когда герой фильма произносит роковое слово…

Оно влечет за собой первую стадию разработки, довольно вялую, как бы щадящую, оставляющую возможность исправиться.

Один из ваших сослуживцев, доселе мало знакомый, вдруг проникается к вам особым вниманием и приглашает к себе домой. И вот уже новые приятели сидят на кухне. На столе — бутылка водки. Стрекочет кинокамера.

— Да брось ты к чертовой матери эту антисоветчину! — убеждает один из них. — Ты же советский человек, понимаешь! Партия о тебе, дураке, проявляет заботу! Да, у нас есть недостатки, а у кого их нет?..

Затуманенные, но хитрые глаза агента внимательно наблюдают за реакцией собеседника.

— Да я за Родину жизнь отдам! — восклицает тот заплетающимся языком. — Чего ты привязался, в самом деле? Ну, говорил я, что в Америке живут лучше, чем у нас. А разве я не понимаю, сколько приходится нам тратить на оборону? Помощь развивающимся странам! Давай забудем об этом. Да я эту Америку собственными руками взорву!..

Приятели чокаются, и агент нетерпеливо посматривает на часы: его работа считается выполненной, а лечение души завершенным, правда, не до конца: болтуна, разочаровавшегося в своем антисоветизме, КГБ все же ставит на учет, тайно ограничивая его дееспособность до конца дней. Стоит ему попытаться выехать за границу, или подняться на одну служебную ступень, или перейти на другую работу, как районный отдел КГБ проверит его по картотекам, и через два дня бумажка с именем и фамилией вернется назад, обозначенная штампом на оборотной стороне: «Профилактировался через агентуру в связи с антисоветскими убеждениями»…

Однако если наш друг станет упорствовать в своем греховном правдолюбии и скажет агенту: «Что ни говори, а Ленин-то, оказывается, был не прав: производительность труда при социализме не выше, чем при капитализме, а, наоборот, ниже!..» — то лечение души переходит во вторую стадию, более жесткую. Пациента вызывают в отдел кадров или в 1-й отдел, занимающийся секретным делопроизводством, и строго предупреждают: «Вы допускаете антисоветские высказывания! Как вам не стыдно! Ведете себя как свинья под дубом, поносите партию, которая вас кормит!.. Подумайте о семье, а ведь у вас есть дети!..»

Считается, что после такого предупреждения незадачливый антисоветчик должен серьезно одуматься, а называется все это «профилактикой через доверенных лиц», то есть тех чиновников, которые поддерживают с КГБ деловой контакт, не афишируя этого, но в то же время и не особенно скрывая.

Если же наш герой и на этот раз не смирится, его официально вызовут в КГБ повесткой и там вручат отпечатанный на отличной финской бумаге типографским способом листок, на котором крупными буквами сверху написано: «Официальное предупреждение». Далее мелким шрифтом разъясняется, что в соответствии с решением Президиума Верховного Совета СССР этот документ считается официальным свидетельством при судебном разбирательстве в связи с распространением измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй.

Это означает, что терпение КГБ достигло предела и от более-менее гуманных действий он переходит к откровенным и злобным — тюрьмам, концлагерям, принудительному психолечению, отравлениям, уличным избиениям и кое-чему другому.

Все это оформляется соответствующими документами. Читая их, с удивлением отмечаешь, что главное внимание в них уделено не деяниям, которые наш пациент совершил, а тем мыслям и чувствам, которыми руководствовался. Все эти жестокие средства вольно или невольно рассматривались в КГБ не столько как наказание, сколько как способ исцеления души, то есть точь-в-точь как это было и у инквизиторов

IV

Когда я, уволившись из КГБ, исповедовался в церкви и вкратце пересказал то, что написано в этом очерке, терпеливый священник сам поднес к моим губам серебряный крест…

Глава 4

Военный обозреватель

Хорошая вещь — свобода пенаты! Она очень помогает шпионажу. Не случайно все разведки мира охотятся за военными обозревателями газет. Те хоть и не имеют прямого доступа к секретам, но выспросить у приятелей из Генерального штаба могут многое. Особенно если его попросит об этом московский друг, такой же вроде бы журналист… Как завербовать военного обозревателя?