Книга Леонид Леонов - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизвестно, чего тут больше: попытки уверить себя в том, что обожаемый Леоновым Достоевский «был бы с нами» (что, само собой, откровенно сомнительно), или желания хоть как-то оправдать именем учителя свой собственный выбор. Однако сам Леонов, безусловно, был «с ними»: и по факту своей жизни здесь, в Советской России, и тем более в силу своей красноармейской службы и работы.
Но, как покажут ближайшие события, «лиру милую» Октябрю он отдавать вовсе не собирался. Посему даже упоминание светлого имени Фёдора Михайловича не стоит переоценивать. Тут, скорее, расчёт иной: напишу, чёрт с вами, что Достоевский был бы за вас, тьфу ты, за нас — лишь бы вы читали его! — и, может, толк с того будет.
* * *
В редакции «Красного воина» бывал художник Вадим Дмитриевич Фалилеев, ученик Василия Васильевича Матэ, золотой медалист Академии художеств, профессор Строгановского училища. Профессура, видимо, не была достаточно доходным занятием, посему Вадим Дмитриевич вырезал на линолеуме для «Красного воина» рисунки, карикатуры, клишированные заголовки. Леонов тоже к нему заходил по редакционным делам, так и подружились; Леонов Фалилеева очаровал.
Ещё в Херсоне Леонов выбил себе в политуправлении 6-й армии направление на учёбу в Москве. Изначально он хотел направить стопы во ВХУТЕМАС — Высшие художественно-технические мастерские.
Леонов не только умел рисовать, он вырезал по дереву, увлекался лепкой — и, судя по работам его, до нас дошедшим, делал всё это с умом и с вдохновением. Фалилеев написал Леонову рекомендательное письмо. Однако во ВХУТЕМАС его не приняли. Владимир Андреевич Фаворский, книжный график, ксилограф, преподававший там, незадолго до экзаменов с Фалилеевым разругался. В итоге, как пришёл Леонов со своим письмом, так и ушёл: такие рекомендации Фаворскому были не нужны!
Отправился тогда Леонов в Московский университет на факультет филологии, и там случилась с ним другая, ставшая ныне классической история: он завалился на Достоевском, которого знал чуть ли не наизусть и любил несказанно. Так и неясно до сих пор, то ли доцент А. Д. Удальцов, принимавший у Леонова экзамены, Достоевского не признавал в принципе, то ли суждения Леонова о великом писателе показались ему никак не соответствующими действительности. (Однако позже Удальцов Леонова разыщет и извинится. «Бес попутал!» — скажет о себе.)
В общем, учиться Леонову так и не пришлось.
Возможно, Фалилеев чувствовал в том некоторую вину — за неудачное своё рекомендательное письмо.
Прознав о том, что жилищные условия у Лёни Леонова бедственные (дядя Алексей как раз жениться собрался), Фалилеевы — и сам художник, и его жена, тоже художница, Екатерина Николаевна Качура-Фалилеева — предложили Леонову переехать к ним. А у них ведь ещё и две дочери были, подросткового возраста.
Но Леонов конечно же согласился: куда ему ещё было идти. Так и появился он в доме художников, на Большой Якиманке, 54.
* * *
К февралю 1922 газета «Красный воин» начала хиреть. С 23 февраля по 5 марта она вообще не выходила, потом тираж снизился с пятнадцати до десяти тысяч, и, в конце концов, после первомайского выпуска увязшее в долгах издание работу свою прекратило. Начинался нэп и стремительно подъедал всё, что не окупалось.
Но в мае 1922-го, к искренней радости Леонова, его наконец-то демобилизовали.
Всё, война окончилась! Больше тебе ни «Красной вести», ни «Красноармейца», ни «Красного бойца», ни «Красного воина». В ближайшие семь лет Леонов не напишет ничего такого, что выдавало бы в нём бывшего журналиста и политработника. Скорее, напротив…
Одну из первых своих серьёзных прозаических вещей — «Деяния Азлазивона» — Леонов написал в декабре 1921 года в самый разгар работы в «Красном воине».
«Деяния…» очевидно дают понять, насколько далека была журналистская подёнщина Леонова от потайного его дела.
Рассказ этот — уже настоящий Леонов, пошедший в путь свой и упрямо различающий ту дальнюю звезду, к которой влеком. Написаны «Деяния…» крепко, мастерски, в 21 год такие вещи получаться ещё не должны; но, видимо, что-то сдвинулось тогда во временах, что позволило совсем ещё юным людям формулировать и седым мудрецам малодоступное.
Сюжет рассказа «Деяния Азлазивона» таков: кочует по лесам ватага разбойников во главе с неким Ипатом; всего их 26.
(Заметим, что в мифологии цифра 26 не встречается вообще — а вот расстрел 26 бакинских комиссаров в сентябре 1918 года стал одним из первых официальных советских мифов; слишком большого значения этому совпадению придавать не нужно, но определённые ассоциации имеют смысл.)
Долгое время разбойники«…вышагивали с кистенями да с песнями столбовые дороги, обдирали проезжих, вычёсывали подчистую случайных незадачных людей, обрабатывали купцов на скорую, немилостивую руку».
«С ними тогда случай случился. О неверную рассветную пору вытряхнули из возка богатого купца, полоснули без писку, заглянули, а в возке баба барахтается, купцова жена. Светало, спешили, а баба окричала попусту душегубами Ипатовых робят.
А был во хмелю Ипат. Шибануло ему винным паром в голову, надвинулся на бабу растопыркой, гаркнул по всю грудь:
— А ты, непутная, встречного молодца не отведав, не хули!
Вдарил её наотмашь ножом, глухим концом, сердце вон вышиб.
Тут робята розняли на ней кохту, — бабы-де, золото на грудях прячут, а там, увидели, образок небольшой расколот разбойным ножом. Новгородский Нифонт, попалитель смущающих, на нём. Распался его взгляд надвои, и обе закосившие половинки того взгляда нелюбно в Ипата глянули».
Ночью к Ипату в «сонном явлении» трижды является святой Нифонт Новгородский, и разбойник решает прекратить дурные дела навсегда, уйти в скит.
Для поддержания своего ослабшего духа разбойники воруют из одной деревни попа Игната. Деревни наименование — Конокса; заметим, что в Леонове кие времена действительно существовало селение с подобным названием в Архангельской области.
Поп Игнат, как все священнослужители в прозе Леонова, мягко говоря, своеобычный. Молился, к примеру, о таком:
«— Да-ай, Осподи, чтоб дочка у Васьки Гузова рабёночка б от заезжева молодца понесла…
— По-одай ты мне, Осподи, приход вроде Коноксы, только побогаче. Да чтоб протопопица-т как кулебячка была!..
— Пода-ай, Осподи, отцу Кондрату сломление ноги…»
Получив себе такого знатного попа, ушли разбойники в «тёмную непроходимую дебрь».
«День-другой, кельи рядками повыросли. Третий-четвёртый — частокол, а за ним ровик, защита от блудящего зверя. И в конец второй недели, нежданная, как цветок на болоте, маленькая церквушка зелёной маковкой зацвела во имя новгородского Нифонта.
В исходе той недели опять пришёл Нифонт к Ипату:
— Отступаюсь от тебя на десять годов. Безустанным моленьем да зорким глазом сам себя все десять лет храни. Приступит к тебе Азлазивон, бес. Сам Велиар посетит тебя в месте твоём. Будь крепок. Сустоишь — приду, превознесу имена ваши».