Книга Агент Византии - Гарри Тертлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – ответил Аргирос, хотя по себе он не мог судить о том, что значило быть богатым. После некоторых колебаний он спросил: – А чему посвящено шествие?
– Празднику святого Арсения.
– О.
Аргирос задумался, что бы сказал сам святой, человек, покинувший мир и ставший монахом-отшельником в египетской пустыне, если бы узнал о том, что его памяти посвящают многолюдное и шумное шествие. Магистр пожал плечами. Это дело самих александрийцев. А ему нужен Хесфмоис.
– Тогда я зайду завтра после обеда. Мне надо поговорить с вашим хозяином.
Он повернулся к двери. Аргирос мог воспользоваться пребыванием в этом квартале города и попросить Теуса проводить его к другим мастерам гильдии плотников. Аргирос уже протянул руку в дверной проем, чтобы отвести в сторону нитки с бусами.
– Могу ли я чем-нибудь помочь вам, константинополец?
Ударяясь друг о друга, зазвенели отпущенные маленькие стеклянные и пестрые глиняные шарики в проходе.
– По правде сказать, я не знаю, моя госпожа, – ответил Василий.
Но про себя подумал: «Это зависит от того, как велико ваше влияние на мужа».
Должно быть, Зоис прочла его мысль на расстоянии.
– Я знаю, что вы проделали путь сюда не ради того, чтобы увидеть меня, – сказала она.
Ее брови и уголки рта чуть вздернулись в слегка циничной насмешке.
«Должно быть, – подумал Аргирос, – так же улыбалась Ева, когда Бог являлся побеседовать о делах с Адамом, а потом давал ему взбучку».
Магистр отмахнулся от богохульных мыслей. Тем временем Зоис добавила:
– Но мы могли бы обсудить это за кубком вина.
Аргирос перевел взгляд на плотника, но тот уже вновь сосредоточенно принялся за работу. И неудивительно: в отсутствие мужа Зоис не должна вести разговоры с Аргиросом наедине. Рядом стояла девушка-служанка, миловидное создание, которому было не больше пятнадцати лет. Однако, отметил магистр, она была примерно на восьмом месяце беременности. Он взвесил ситуацию и наконец сказал:
– Спасибо. Пожалуй, могли бы.
– Прошу сюда, – пригласила Зоис, а затем что-то по-коптски сказала служанке.
Та опустила голову и поспешно удалилась.
– Пусть вас не беспокоит, что Лукра будет шпионить за нами, – уверила Зоис Василия, провожая его в жилые комнаты дома. – Она не понимает по-гречески. Мой муж держит ее не для этого.
Она вновь улыбнулась древней как мир улыбкой.
Как и мастерская, дом за ней был из глинобитного кирпича. Комнатки в нем – маленькие и довольно темные. Но обстановка выглядела роскошно, что поначалу удивило Аргироса, пока он не вспомнил о профессии Хесфмоиса.
Через несколько минут явилась Лукра с вином, засахаренными в меду финиками и грудой тягучих пресных лепешек. Зоис подождала, пока девушка разлила вино, а затем опять что-то сказала по-коптски. Лукра исчезла.
– Она не вернется, – сказала Зоис, подтвердив свои слова кивком.
Подняв кубок, она обратилась к магистру:
– Ваше здоровье.
– Ваше здоровье, – откликнулся Василий и выпил.
Вкус вина показался ему незнакомым; очевидно, это был какой-то местный сорт, который считался недостаточно ценным, чтобы его вывозили в столицу. Однако вино было неплохое, его терпкость ощущалась даже сквозь приторную сладость фиников.
Зоис закусила, а затем вытерла руки и губы вышитым льняным платком.
– А теперь скажите, чего вы хотите от Хесфмоиса?
– Чтобы он помог убедить других мастеров гильдии плотников и тех, кто руководит другими гильдиями, которые оставили работу на маяке, встретиться с заместителем имперского префекта, прийти к согласию и возобновить строительство.
Огромные глаза Зоис стали еще шире от удивления.
– И вы можете это устроить?
– Да, если главы гильдий предпримут шаги со своей стороны. Я уже заручился согласием заместителя префекта. Маяк слишком важен не только для Александрии, но и для всей империи, чтобы можно было и дальше затягивать анахорезис.
– Я согласна, – молвила Зоис. – Я с самого начала предупреждала Хесфмоиса, что гильдии столкнутся с очень опасным врагом в лице правительства, и их упрямство может толкнуть его на крайние меры. Я сделаю все, чтобы помочь и мирно выйти из анахорезиса.
– Благодарю вас.
Аргирос не стал рассказывать ей, что префект и его чиновники так же сильно боялись гильдий, как она опасалась правительства. Вероятно, то, что обе стороны боялись друг друга, было даже на пользу делу.
– Думаете, вам удастся склонить мужа к вашей точке зрения? – спросил он.
– Полагаю, да. Хесфмоис склонен упорствовать лишь в тех случаях, когда сам ничем не рискует.
«Это благоразумно и справедливо по отношению ко всем», – подумал магистр.
– Взять, к примеру, Лукру. Это дело Хесфмоиса, – с горечью добавила Зоис.
– Так это он?
Вот почему она приняла его наедине: чтобы отомстить мужу. Греховный замысел. Как и сама супружеская измена. Но сейчас это не волновало магистра. После смерти Елены он всегда мог освободиться от напряжения за деньги. Но, несмотря на плотские желания, он воздерживался.
И всё же… Зоис экзотически привлекательна и достаточно умна, чтобы он мог получить с ней не только телесное, но и духовное наслаждение. И она могла принадлежать ему, пока он пребывал в Александрии, то есть достаточно долго, чтобы не только желание или ее озлобленность на Хесфмоиса, но и что-то еще могло бы сблизить их. Пусть это не то чувство, что связывало его с женой, но оно могло помочь избавиться от пустоты, царившей в его душе в последние годы.
Василий встал и шагнул к креслу Зоис. Он отметил, что она не остановила разговор, хотя его разумом все сильнее овладевала страсть.
– Несмотря на его недостатки, – говорила Зоис, – по сути, он неплохой человек. Я бы не хотела ему зла, но он, как и многие другие, попадет в беду, если анахорезис подавят силой.
– Да, пожалуй, так, – согласился магистр деревянным голосом и снова сел.
Зоис вздохнула.
– Если бы Господь не допустил, чтобы я была бесплодна, я уверена, тогда Хесфмоис оставил бы Лукру в покое. Когда родится ребенок, мы с мужем будем воспитывать его как родного. – Она натянуто рассмеялась. – Я все болтаю о своей жизни, хотя вы пришли обсудить важные дела. Простите меня.
– Не берите в голову, моя госпожа.
Теперь голос магистра звучал естественно. Так вот почему она приняла его наедине, опять подумал он, вкладывая в «почему» уже другой смысл: исповедоваться сочувствующему чужеземцу проще, чем говорить с соседом или другом. Приезжий вряд ли станет распространять сплетни.