Книга Мария Каллас - Клод Дюфрен

Мария отнюдь не была лишена деловых качеств. Она взяла себя в руки и, не повышая голоса, потребовала оплату за аннулированный контракт; к тому же она настаивала на выступлении в двух спектаклях «Травиаты», предусмотренных в договоре. Скрепя сердце Баррето Пинто согласился.

Вместо Марии в «Тоске» пела Тебальди, и супруги Менегини не без основания обвиняли ее в организации заговора, в котором Баррето Пинто был только рядовым исполнителем. В последующие дни напряжение достигло опасных пределов. По неизвестной причине Баррето Пинто недолюбливал Каллас. На прощание он сделал ей весьма едкое замечание. Передавая певице причитавшийся ей гонорар, он бросил ей в лицо: «Итак, деньги вам нужны больше, чем слава?»

Это была та последняя капля, которая переполнила чашу терпения! Мария, с трудом державшая себя в руках на протяжении уже нескольких дней, наконец дала выход накопившемуся гневу: она схватила с директорского стола тяжелый чернильный прибор и уже готова была обрушить его на голову несчастного Баррето Пинто, когда ему на выручку пришел некий присутствовавший при этой сцене свидетель, не давший Марии совершить фатальный для директора театра жест. Если верить Менегини, то его супруге все же удалось нанести удар коленкой в директорский живот со всей силой ее девяноста килограммов веса! Следует добавить, что, оказавшись лицом к лицу с этой разъяренной амазонкой, тощий Баррето Пинто имел весьма жалкий вид.

Инциденты подобного рода легли в основу легенды о «тигрице». Газеты с удовольствием подхватывали и раздували малейший скандальный эпизод с участием Каллас. Вскоре певица прослыла настоящей «фурией» в глазах своих многочисленных недоброжелателей. Эта репутация будет сопровождать ее всю оставшуюся жизнь, что бы она ни говорила и что бы она ни делала. Такое положение вещей превратится, в конце концов, в навязчивую идею и еще более нарушит душевное равновесие Марии.

По правде говоря, и сама Мария не раз будет давать своими выходками повод для сплетен. Так, в мае 1951 года во время музыкального месячника во Флоренции, где она пела в «Сицилийской вечерне» Верди, она успела одновременно поссориться с дирижером оркестра Эрихом Кляйбером и одним из своих партнеров, болгарским басом Борисом Христовым. Последний даже хотел было «уничтожить Каллас»… К счастью, в театральном закулисье драмы недолго длятся, а затем их участники целуются как ни в чем не бывало. Следует отметить, что во время спектакля Мария достигала такого высокого уровня исполнения, какого еще ни разу не показывала. Кроме того, на публику производила глубокое впечатление ее незабываемая манера держаться на сцене.

Лорд Хэрвуд, известный английский критик, отметил: «Она заворожила зал, только выйдя на сцену, еще до того, как начала петь».

В роли трагической героини Мария дала волю своему драматическому таланту. Но и певица ни в чем не уступала трагической актрисе. Ее голос содержал все оттенки звуков. После высокого «си» она переходила на контральто пианиссимо, затем на две с половиной октавы до «фа диес» низкого контральто. Далее, не переводя дыхание, она уже пела болеро со всеми колоратурами и трелями, указанными Верди, и наконец заканчивала триумфальным «контр-ми». Итак, за один вечер Мария пела в диапазоне трех октав, одновременно используя все приемы игры драматической актрисы, что случается довольно редко в оперном театре. Критики по-прежнему отмечали резкое звучание высоких нот и заметные разрывы между регистрами. Однако все эти досадные мелочи отходили на второй план благодаря ее виртуозному владению голосом и совершенству техники исполнения.

На этот раз, независимо от личных пристрастий Гирингелли, двери миланского театра «Ла Скала» распахнулись во всю ширь перед Марией с подписанием контракта на сумму в 300 тысяч лир за спектакль. Вот это реванш! Мария наслаждалась своей победой еще и потому, что всего лишь год назад смотревший на нее свысока Гирингелли теперь расшибался в лепешку для того, чтобы исполнить любой ее каприз. За все старания Мария наградила директора театра следующим прямолинейным высказыванием: «Когда Гирингелли кто-то нужен, то он превращается в самого преданного подхалима; когда он больше не нуждается в человеке, то он бросает его без всякой жалости. Интересно знать, что бы нам рассказали артисты, выступавшие в «Ла Скала» в послевоенные годы, если бы набрались храбрости раскрыть рот».

Глава 8

Метаморфоза и взятие штурмом «Ла Скала»

В Милане Мария с Баттистой поселились в гостинице «Гранд-отель» на улице Сан-Рафаэль. Расположенное неподалеку от «Ла Скала» здание имеет свою историю: именно здесь в 1901 году скончался Верди. В этих исторических стенах на сцене самого престижного в мире оперного театра Мария стала готовиться к выступлению в «Сицилийской вечерне».

Верная своим привычкам певица потребовала установить в ее номере пианино, поскольку ей, как закоренелому трудоголику, не хватало плановых репетиций. Профессиональное рвение заставляло ее работать на износ. Кроме того, она знала, что против нее что-то затевалось. Ее недруги, а в их числе были не только поклонники Тебальди, не упустят случая, чтобы навредить ей. Мария готовилась получать «отравленные стрелы», которые должны были ранить ее как человека и как певицу. Всю жизнь она доказывала свое умение «держать удар», что больше подходит боксеру, чем певице.

Много лет спустя, в интервью, данному Мишелю Клерку, Мария рассказала о ловушках, подстерегающих звезд мирового масштаба: «Да, я не ангел; у меня вспыльчивый характер; мне не нравится, когда мне наступают на ногу. Однако я — примадонна. Вы знаете, что такое примадонна? Это — первая дама в опере, и я горжусь этим. Пока будет опера, будут и примадонны. Примадонна является первым инструментом оркестра. Имеются пианино, виолончель, скрипки, и имеется примадонна. Я могу выступать в «Травиате» и держать в напряжении весь зал. Я не говорю о том, как это трудно. Мне только хочется сказать, что «примадонна» и «каприз» — понятия несовместимые. На примадонне лежит огромная ответственность, и ей поневоле приходится соблюдать самую жесткую дисциплину. Работа, репетиции, абсолютная точность, постоянный самоконтроль».

В другом интервью, опубликованном в «Экспрессе», она возвратилась к своей концепции роли артиста: «Я с огромным воодушевлением берусь за любое дело и убеждена, что по-другому нельзя. Это происходит помимо моей воли. Я не стремлюсь навязывать другим свои идеи, но я могу помочь им разобраться в том или ином вопросе и согласиться со мной… Я сама прислушиваюсь к чужим советам, все зависит от того, от кого эти советы исходят. Большие начальники могут давать только общие указания, но им ни в коем случае не следует вдаваться в технические подробности. В «Ла Скала» всегда был кто-то в зале с блокнотом в руке. Он делал записи, а затем говорил: «Вот здесь ты ошиблась». Нам необходима критика в качестве предохранительного клапана. Сцена прививает нам дурные привычки. И дело не только в успехе и друзьях, которые вам говорят: «Все было отлично», — в то время как произошла настоящая катастрофа…»

Как всегда, певицу терзали сомнения, она по-прежнему находилась во власти своих навязчивых идей. «Вначале вам нечего терять, — добавляла она, — однако, когда люди купают вас в славе, надо совсем выжить из ума, чтобы не испугаться этого. У меня еще не перевернулись мозги и не ушла из-под ног земля, но и мне неизвестно, что на уме у публики. Слава — опасная вещь, я хорошо знаю, что не смогу вечно так высоко, как сейчас, держать планку. Я отношусь к своей работе с полной отдачей, но все же ничто человеческое мне не чуждо. Вместе со славой ко мне пришел страх: за себя, за других…»