Книга Боевая рыбка. Воспоминания американского подводника - Джордж Грайдер

В процессе погружения три из наших тарельчатых клапана открылись в носовом торпедном отсеке, и, прежде чем успели закрыть аварийные клапаны на торпедных аппаратах, вода на шесть дюймов покрыла лист палубного настила. И после этого «Поллак» выдержала одну из самых жестоких из когда-либо ею пережитых атак глубинными бомбами, причем без каких-либо видимых повреждений, за исключением обычного отслоения краски и повреждения трубопроводов. Мы откачали воду из трюма, перезарядили торпеды и вернулись на перископную глубину через три часа после своей атаки. Судна и след простыл. При отсутствии положительного результата официально мы не удостоились похвалы за потопление судна, но, я полагаю, мы были ее достойны.

Моменты кризиса стираются в памяти, в то время как незначительные события зачастую остаются в ней кристально четкими на всю жизнь. Я полагаю, что это происходит потому, что, хотя сознательный ум откладывает кризисы в память, бессознательный занят тем, что стирает из нее элементы страха и чувства опасности, так что, в конечном счете, вы фактически не помните само событие, а помните лишь то, что оно имело место. Иначе дело обстоит с незначительными, смешными случаями, при которых, когда они происходят, напряжение отсутствует. Они сразу же четко запечатлеваются в памяти, и кажется, будто случились вчера. Подобный случай произошел со мной в тот день, когда «Поллак» выбиралась с большой глубины на поверхность после того, как опасность миновала.

Мы все были измучены продолжавшимся всю ночь преследованием, атакой и глубинной бомбежкой. После того как сторожевик прекратил атаки глубинными бомбами и ушел, почти все свободные от вахты пошли отдыхать. Когда стих шум винтов, Роби повернулся ко мне и сказал:

– Выведи ее на перископную глубину, Джордж. Хочу пойти поспать. Дружище, я устал.

Он, выглядевший усталым и немного растрепанным, спустился в люк, оставляя меня и нашего надежного рулевого Фью в боевой рубке. Я заметил, что и Фью тоже измучен. Я пробыл наверху дольше, чем кто-либо, но только позднее почувствовал, что измотан куда больше, чем они оба.

Пока лодка приближалась к перископной глубине, я поднял перископ, прильнул к нему и стал всматриваться в тускло освещенную воду, в то время как головка перископа была еще примерно на десять футов под водой. Через перископ редко можно увидеть жизнь морских глубин, потому что большая масса подводной лодки отпугивает рыб, но в это утро я увидел в воде настоящего монстра.

Он был зеленый, с непропорционально огромной головой. Далеко за собой он тащил нитевидные усы. Чудище лениво подплыло к перископу, и его большие злобные глаза уставились в мои.

– Проклятье! – прошептал я. – Не часто встретишь такую тварь! Это морское чудовище!

С некоторым колебанием Фью придвинулся, чтобы посмотреть. Я чуть ли не силой заставил его прильнуть к перископу в своем стремлении поделиться с ним необычным зрелищем.

– Посмотри на эти глаза! – воскликнул я. – Ты когда-нибудь видел кого-либо с такими усищами? А цвет! Это ли не самый что ни на есть чертовски зеленый?

Фью вежливо пробормотал что-то невразумительное в знак согласия и встал на место. Через несколько секунд головка перископа уже разрезала воду, и мы начали нашу будничную дневную вахту. Обшарив горизонт, я опустил перископ и устало прислонился к краю боевой рубки, чтобы поговорить с Фью. Он не был молчуном, но теперь забился в дальний конец рубки, и все мои попытки завязать разговор пропали даром. Я прекратил их, и некоторое время мы стояли молча.

– Сэр, – сказал наконец Фью с деланым безразличием. – Вы себя нормально чувствуете?

Тут до меня дошло.

– Фью, – сказал я, – ты не видел той рыбы?

– Нет, сэр.

До сего дня Фью, вероятно, думает, что ее не было. Но она была… я полагаю.

В течение более трех недель мы патрулировали у Маршалловых островов и острова Джалуит. За это время произошел только один инцидент – атака на пароход, следовавший в Джалуит. Мы выпустили две торпеды и слышали пару взрывов, но опять контратака эскорта вынудила нас уйти под воду без возможности удостовериться в потоплении цели.

Маневры, которые на других подлодках выполняются просто, были сложны для «Поллак», и это погружение не стало исключением. Если обычно вы можете надеяться уйти от миноносца, ныряя на глубину и двигаясь тихо, мы не смогли заставить это сделать нашу лодку. «Поллак», которая в подводном положении постоянно выпускала пузырьки воздуха и соляр, вне всякого сомнения, оставляла над нами на поверхности моря масляные пятна, по которым за нами следовал миноносец.

Глубинные бомбы продолжали падать в неприятной близости в течение нескольких часов. Мы находились под водой весь день и полночи, и наша и без того маломощная аккумуляторная батарея садилась все больше и больше.

Около полуночи Роби решил, что нам нужно всплыть на поверхность и испытать судьбу в противоборстве с миноносцем.

Это был необычайно напряженный момент. Роби был у перископа в боевой рубке, которую мы затемнили насколько возможно в слабой надежде на то, что глаза командира, привыкнув, смогут что-нибудь разглядеть в перископ. Поступил приказ – сигнальщикам подняться из центрального поста в рубку с тем, чтобы, когда лодка всплывет, они смогли бы поспешить на мостик и начать наблюдение за миноносцем.

И тут, когда напряжение достигло пика, оно вдруг резко оборвалось.

Оба сигнальщика были в очках адаптирования к темноте, от которых в боевой рубке, в которую они поднимались, становилось еще темнее. Появившийся первым на трапе молодой итальянец, похожий на великого клоуна, подумал, что другой сигнальщик впереди него. Вылезая из люка в крошечную боевую рубку, где капитан сидел на корточках перед наполовину выдвинутым перископом, головой он неожиданно угодил ему в зад. Думая, что столкнулся со своим приятелем сигнальщиком, он схватился за темневший перед ним зад и сильно ущипнул.

– Кто, – пропищал он высоким фальцетом, – тута?

Роби умел оставаться на высоте в любых ситуациях.

– Тута, – пропищал он в ответ, – капитано. – Затем, повысив голос до громового, спросил: – А кто тама?

Мы всплыли через одну-две минуты, миноносец не смог нас обнаружить, и мы благополучно выбрались из этого района. Я не перестаю верить в то, что без этой комичной сцены обмена любезностями, разрядившей напряжение, все могло бы кончиться иначе.

Это было последнее волнение боевой обстановки, которое мы пережили в остававшееся время похода, но у нас оказалось множество волнений другого рода, до того как мы достигли Мидуэя. Выпускаемая на «Поллак» корабельная газета спонсировала выборы.

Наша газета на трафаретной бумаге была еще одной отличительной особенностью «Поллак». Она выходила каждый день с массой новостей, сплетен и скандальных заметок обо всем, что происходило на борту. Там были новости и о ходе войны, перехваченные нашим радистом, но они появлялись эпизодически. Каждый вносил свой вклад в виде стихов, шуток и невероятных историй, а один из моряков, одаренный талантом карикатуриста, каждый раз рисовал для нее карикатуры. Всем нам рано или поздно доставалось от его сатиры, а самой последней была карикатура на Джека Джексона.