Книга Занимательная медицина. Развитие российского врачевания - Станислав Венгловский

Штаб-лекарь Кирдан, хоть из малороссов сам, а все же принадлежал к дворянскому сословию: был из обедневшей старшинской верхушки. Даже гордился всем этим…

Это было уже второе размышление для Матвея, которое предложил тот ему. Первое из них было предназначено его личному другу – послание для Франца Францевича Керестури.

И творилось все это божьим летом, как предполагает большинство биографов, 1794 года[45].

* * *

Что же, Матвей Мудров так и поступил, как советовал ему малорусский штаб-лекарь Осип Иванович Кирдан.

Открытие Московского университета произошло старанием страстного деятеля, всемерного подвижника отечественной науки, Михаила Васильевича Ломоносова, чье имя доныне носит это величественное здание, весь этот «Комплекс эллинской богини Афины», по-латыни называемой также Минервой, – уже строго на латинский лад.

Однако сам Ломоносов не обладал таким значительным чином. Он был лишь профессором. Продвигая идею общенационального университета, прибег он к помощи патриотично настроенного фаворита верховной правительницы России – императрицы Елизаветы Петровны – Ивана Ивановича Шувалова, который, в отличие от своих влиятельных родственников, никогда не кичился своим графским титулом, пожалованным ему своей благодетельницей. Даже мало пользовался им…

При этом следует заметить, что сам Шувалов, еще в раннем детстве проявлял необыкновенную способность к иностранным языкам. Он, еще в раннем детстве, совершенстве овладел многими из них…

Что же, Ломоносов, сам прошедший науку в европейских университетах, и побудил Шувалова создать такой университет у себя на родине. Хотя бы в старинной Москве, если уж не в самом Петербурге…

Дескать, негоже русскому правительству не использовать такого благоприятного шанса, не попытаться обзавестись у себя собственным высшим учебным заведением, которое создано уже почти всеми чужеземными правительствами… И в Польше, и в Чехии имеется подобное учебное заведение, не говоря уже о жарких странах Италии или Франции, еще более полуденных…

Наконец, наступил этот благословенный для русской науки день.

12 (25) января 1755 года Иван Шувалов отправился с докладом к императрице Елизавете Петровне, дочери Петра Великого, тогда как сам Ломоносов остался в ее предпокоях – дожидаться дальнейшего развития событий и даже своей участи в этом деле. А вдруг царица и в самом деле ничего хорошего не вспомнит о благородном значении университетского, высшего образования… Не то… Еще, чего доброго, прикажет схватить и его, самого Ломоносова… Была бы причина, а «дело» – всегда найдется…

И тут же сам себя успокоил: да нет, возникнут разные дипломатические «конфузии» при таком развороте дальнейших событий…

Что же касается Шувалова, то он тоже был себе на уме. Еще раньше прикинул он: а нельзя ли так провернуть это дело, чтобы основание предполагаемого университета в городе Москве совпало с днем рождения его матери, которую тоже звали Татьяной?

Что ж, говорят, впоследствии так и вышло…

Именем святой великомученицы Татьяны был назван день всего студенчества, который и доныне празднуют все русские студенты и вместе с ними – профессора.

Михаил Васильевич Ломоносов вместе с Шуваловым разработали весьма либеральные условия для поступления в университет. В обучение в Московском университете должны приниматься все желающие, кроме, разумеется, людей подлого, крепостного сословия, – безо всякого различия в их национальной и конфессиональной принадлежности. Обучение в нем должно проводиться тоже – преимущественно на русском языке, кроме исключительных случаев. Скажем – для медиков, тесно связанных со своей врачебной номенклатурой, которая употребляется исключительно на латинском и не менее мудреном древнегреческом языках…

* * *

Торжественное открытие Московского университета состоялось 26 апреля 1755 года. К обучению в нем приступило лишь небольшое количество студентов, – тридцать человек.

Первоначальный профессорский состав определен также был в количестве всего десяти человек. Всем студентам надлежало сперва проучиться три года на философском факультете, и лишь затем сделать уже свой окончательный выбор.

Поначалу Московский университет вовсе не походил на высшее учебное заведение. В нем просто царила военная муштра. Каждый студент думал лишь о том, хорошо ли сидит на нем какой-то полувоенный мундир, специально придуманный русским правительством для всех господ студентов. Дело и в самом своем подноготном образе было слишком неслыханным для всей, почитай, патриархальной Москвы. Хорошо ли он носит настоящую военную шпагу, звонко ли бренчит она у него на боку…

Дошло до того, что, поначалу в Московском университете даже проводили специальный смотр: проверяли у московских студентов их строевую выправку!..

Первооснователи университета слишком строго помнили еще один, очень старинный завет – в основе всего лежит не устаревающая никогда философия! Без нее – нельзя стать ни врачом, ни каким-либо прочим, иным, зато дельным специалистом…

Сам же Московский университет поначалу был размещен в бывшем здании Главной аптеки, точнее сказать – в бывшем Земском приказе, упраздненном еще при Петре Великом из-за полной своей ненадобности. А все это здание, то есть, бывшая Главная аптека, еще точнее, прежний Земской приказ, располагалось на месте нынешнего Исторического музея[46], на той же центральной Красной площади.

Затем, в дальнейшем, Московское городское правительство прикупило для своего, так неожиданно возникшего первенца, временно пустующее величественное трехэтажное каменное строение князя Репнина, которое размещалось на углу Моховой и нынешней Большой Никитской улиц.

Однако пробыл он там совсем недолго. Потому что императрица Екатерина II, едва лишь приехав в Москву, выразила свое искреннее недовольство.

– Как? – заявила она. – Московский университет до сих пор не имеет своего собственного, отдельно стоящего здания?