Книга Капитан Рубахин - Борис Баделин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас на месте сидел только юный лейтенант Костя Коротков – страдал за своим столом, обложенный стопами пухлых папок. С выражением неразделённой скуки на лице Костя что-то переписывал себе в тетрадь. Светло-серый свитер лейтенанта лихо перетягивали новые, не обмятые службой, ремни наплечной кобуры, без которой можно было бы, конечно, и обойтись, сидя за бумагами.
«Счастливый мальчишка! – с грустью подумал Рубахин. – Кобура ему ещё в радость – не натёрла сбруя холку!»
За недолгое время совместной работы Коротков успел капитана к себе расположить. Лейтенант был дотошным в делах до мельчайших деталей и никогда не торопился с выводами. Из него может вырасти хороший сыщик, если, конечно, не затянут соблазны или не отвратят неизбежные мерзости.
– С возвращением, товарищ капитан! – радостно воскликнул Костя, вставая навстречу.
Хмурый Василий крепко пожал ему руку:
– Как служба, Костя?
– Нормально! Работаем…
Коротков улавливает настроение Рубахина и понимает, что его ответ капитану, в общем-то, и не интересен. Но лейтенанту есть о чём сообщить Рубахину, и он переминается с ноги на ногу.
– Чего мнёшься? – Василий усаживается за свой стол.
– У меня подруга администратором в гостинице…
– Подруга – это хорошо, – отстранённо произносит Василий, – а тем более – в гостинице.
– Дело в том, что она видела, как наш Старовский приходил в номер к какому-то важному человеку. Из столицы, говорит.
Капитан заинтересованно поднимает глаза:
– Она знала Старовского в лицо? Когда это было?
– Нет. Она его не знала. Увидела фотографии по телевизору, после того, как он… Ну, в общем, вспомнила.
– А когда приходил-то?
– С месяц назад, или больше – можно уточнить.
– Почему же она решила, что тип этот из столицы – очень важный?
– Ну, снял он самый дорогой номер, и выглядел круто…
Голос капитана, в котором только что промелькнул интерес, вдруг снова звучит равнодушно:
– Ты ещё кому-нибудь об этом докладывал?
– Нет, я вас ждал, Василий Никитич.
– Вот что, Костя, – Рубахин нахмурился. – Не докладывал – правильно. Молчи об этом, лейтенант, и забудь. И девочку свою предупреди, чтобы всё забыла. Очень крепко забыла. А главное – никакой самодеятельности! Ты понял меня?
Лейтенант разочарованно кивает…
Василий ещё раз отметил про себя, что на этого парня при необходимости можно опереться, но сейчас подставлять кого-то под удар он больше не хотел. Самоубийство Старовского и арест его нескольких подельников вовсе не гарантировали безопасности никому, кто задумал бы приблизиться к этому делу…
Выйдя на улицу, капитан направился к экспертам. И здесь его ожидало новое неприятное известие: майор Лобанова, уходя на пенсию, передала дела и больше на работе не появлялась. Возможно – уехала. А вот куда – никто из сотрудников сказать не мог. Надежда Васильевна просто не сочла нужным посвящать кого-то в свои дальнейшие планы. И никто не мог объяснить столь резкой перемены в её поведении, но все понимали – случилась какая-то большая беда, и, разумеется, никто не связал это с гибелью старшего лейтенанта-омоновца.
Рубахин взял такси и приехал к дому, где жила майор. Света в окнах квартиры на третьем этаже он не увидел, но в подъезд всё-таки зашёл, и короткий звонок в дверь был уже просто жестом отчаяния.
Спускаясь по лестнице, Василий с нарастающей тоской осознавал, насколько он сейчас одинок в этом городе и в этом мире. Смертельно хотелось взять на руки маленькую Танюшку.
А Опорск готовился встречать Новый год: улицы были освещены разноцветными гирляндами из лампочек, по-особому сияли витрины магазинов, обещая покупателям сногсшибательные скидки. Уже за неделю до праздника горожане были охвачены приятной суетой, и у них было приподнятое настроение. Дома ждали волшебства их маленькие дети, да и сами взрослые по-детски надеялись, что с новогодним боем курантов в их судьбах почему-то должны произойти перемены к лучшему…
***
Капитан Василий Рубахин стоит в дверном проёме своей комнатушки в милицейской общаге. Он тупо смотрит на розовую дочкину погремушку, забытую на подоконнике.
Комната пуста. И душа у капитана пуста.
Рубахин обращает внимание на городскую газету, одиноко лежащую на столе. Какая-то статья на первой странице обведена фломастером.
Василий берёт газету. Крупными буквами кричит заголовок: «Школьников избили… за витамины!»
Дальше шла такая ахинея, что у Рубахина потемнело в глазах от ярости и безнадёги.
Некий М.Громов, яркими красками изобразил тупого злобного мента, который не может отличить наркотики от витаминов. Завершалась статья глубокомысленным выводом: «Избивать подростков, понуждая их к самооговору, проще и безопаснее, чем ловить настоящих наркодельцов!»
Василий с ужасом представляет, каково было Наталье читать эту газетёнку…
Он снова вспоминает последний вечер перед своим отъездом на Кавказ.
– Зачем тебе семья? – спрашивала Наталья, складывая в стопку досушенные утюгом ползунки. – Зачем тебе ребёнок? Перед ребёнком у тебя никакого долга нет, у тебя долг только перед службой!
Не давая Василию вставить ни слова в свой монолог, Наталья резко выдернула шнур утюга из розетки:
– Она тебя очень любит, твоя служба: денег не платит, жить, как собаку, в конуру поселила, на войну вот посылает, чтобы ты там лоб свой под пулю подставил! Ты хоть раз подумал, как это всё выглядит со стороны? В глаза тебе ещё никто не смеётся?
– Ты хоть понимаешь, – задавленным голосом, чтобы не разбудить спящую дочку, закончила Наталья, – как оскорбляешь меня всем этим? …
Василий бросает в угол свою тяжёлую походную сумку, где сверху, под застёжкой-молнией, уже сутки томится смешной плюшевый заяц для Танюшки, и выходит из комнаты. Он идёт в магазин, где купит сейчас пару бутылок водки и что-нибудь закусить. И будет боевой капитан пить в пустой своей конуре, пить мрачно и безнадёжно, пока не свалится на диван, оставшийся разложенным на двоих. А впереди у Рубахина целый месяц никому теперь не нужного отпуска.
Утром Василий снова спустится в магазин за водкой.
И тоже к вечеру…
«…Святые древние капища волею князя и черноризных наушников его стирали с лика Матери-Сырой Земли.
Сварога и Ладу, Даждьбога и Велеса, яростного Перуна и весёлого Леля – всех сущих богов объявили погаными и причислили к силам нелепым и чёрным.
И великое было гонение на веру пращуров.
Волхвов же повсеместно ловили и убивали княжьи люди. Многих пожгли вместе с идолами их. Кого не убивали – выкалывали очи и вырывали языки, дабы никому они уже не передали, что ведали сами в поколениях своих.
