Книга Вкус греха. Долгое прощание - Ксения Васильева

Красивая небольшая старинная церковь Петра и Павла — ей сказали… Немецкое кладбище… Лефортово. «Военная Гошпиталь» на фронтоне — ныне госпиталь Бурденко…

Трехэтажный деревянный дом тоже нашелся — улочка-то всего ничего, из нескольких домов. Погода ей не помогала — было холодно, мела поземка, сухая и колючая.

Елена Николаевна села на скамеечку под навесом и стойко приготовилась кого-нибудь ждать, чтобы уже конкретно спросить о девочке Анночке… Она надеялась на случай. И случай, когда его подспудно ждут, незамедлительно приходит.

Через примерно полчаса из домишки вышла баба, а если точнее — бабка, но отнюдь не старушенция. И явно выпивоха, о чем говорили ее заплывшие, но зоркие глазенки и свекольный цвет лица.

Она уставилась на Лелю, и та решила, что именно такая тетка ей нужна, и пожалела, что не прихватила бутылочку чего-нибудь…

А это, как вы поняли, была сама собой Раиса Артемовна. И вышла она вовсе не из желания подышать свежим воздухом, а со вполне четкой целенаправленностью: купить бутылку, так как к ней обещалась прийти Любаня. Пока Анечка спит, можно и посидеть хорошенько — девчонке она дала снотворного, а то такая бессонная зараза, что хоть из дома беги, — всегда глазами зыркает! Раисе сестричка знакомая из 29-й больницы дала слабых снотворных, сказала — безвредные для ребенка.

Раиса вышла и стала столбом посреди двора — таких дамочек у них тут нету! Разве только Ритка ее щеголяла, да и то не в такой шубейке…

Может, ищет кого…

— Вам кого надо? — Ласково спросила Раиса, подходя к дамочке и обсматривая ее своими щелочками-глазками, однако все примечающими.

Дамочка как-то заелозила и сказала, мямля и заикаясь:

— Да, я ищу одну молодую пару… Риту и Анатолия… С девочкой, Анночкой…

Раиса еле на ногах удержалась.

— А вы сюда и попали прямиком, — заворковала Раиса насколько могла нежно, — я ихняя мама, Анечкина бабушка, Раиса Артемовна. А вы кто будете? От них, из этого, как его… Ажира?

Леля было ухватилась за это, но тут же поняла: не вылезет она с «Ажиром», что, вероятно, значит — Алжир… Ничего она не знает, да и подарки хилые…

Поэтому сказала:

— Нет, я не совсем от них… Я думала, они еще здесь… Я — подруга Риты, с прежней работы (какой? Ладно, как-нибудь!). — Но бабка проста-проста, а глаз хитрющий… — Узнала через знакомых, что у нее дочка родилась, ну вот пришла проведать, и подарочек небольшой…

«…С какой такой работы? — подумала Раиса. Темнишь, дамочка… И фамилие не назвала Риткино, — не знает?.. Ой, никак от этого Митьки бабенка! А она ему кто? Мамаша? По виду — за сорок, может, и мамаша, или старшая сестрица, или еще кто».

А вслух сказала:

— Как вас звать-называть? И в дом идемте.

Леля назвалась своим именем, побоялась соврать, вдруг вылетит из головы?..

Они прошли в дом. Внутри он был еще старее, но у Раисы была вполне приличная квартирка, крошечная правда. Где же Анночка? Но это потом, а сейчас надо срочно давать этой Артемовне деньги, чтобы она купила себе бутылку, да и Леля рюмку выпьет — чувствовала Леля не в своей тарелке.

Раиса сняла с нее шубу, повесила на «плечики», усадила в кресло, достала из холодильника капусту, огурцы, селедку и только было начала сетовать, что вот бутылочки нет, как Елена Николаевна полезла в сумочку, достала деньги и попросила:

— Раиса Артемовна, если не трудно, я у вас тут ничего не знаю… Купите нам с вами бутылочку и что еще захотите… Для девочки у меня есть, — и она вытащила из пакета собачку и конфеты, финские, в очень красивой коробке, с прозрачным верхом и разными финтифлюшками.

У Раисы загорелись глаза: и на деньги, и на конфетки.

Собака тоже хорошая, только лучше бы чего из одежки… Хотя было что надеть Анночке. Анатолий сначала не хотел отдавать, что купил там, потом как-то бросил сверток на диван, сказав: «Что мне торговать этим? Пусть носит».

— Конешно, конешно, схожу, — запела Раиса, — только вы-то водочку не пьете? Вам — красненького?

— Отчего же? — удивилась Леля, — пью я водку, а вино как раз и не люблю.

Раиса обрадовалась и убежала быстрехонько, кинув:

— Я мигом.

Леля тут же встала и как вор пробралась в другую комнату. Там, в детской высокой кроватке спала, разметавшись, девочка. Леля жадно ее стала разглядывать.

Девочка — копия Мити. В еще младенчески пухлом личике уже проявились его высокие скулы, капризно изогнутый рот и его густые волны волос спелого золотого цвета…

Она была очаровательна. Леля даже задохнулась от восторга, но ушла — не надо, чтобы эта хитрющая Раиса застала ее. И вовремя, потому что тут как тут примчалась Раиска.

Сели честь по чести. Выпили со свиданьицем и за здоровье Анечки. Раиса решила помалкивать, пусть дамочка расхристается. У таких в заднице живая вода не держится… И точно.

— А девочка спит? — спросила вкрадчиво Леля.

— Спит, чего ей сделается. — ответила Раиса и поняла, что дамочка заглянула в комнату, — она об это время завсегда спит, долго, рассоня она у нас.

Леля рассмеялась, и такое тепло разлилось по ее лицу, что Раиса уверилась: родная она Митьке!

— Да давайте я вам ее покажу, она не проснется, крепко спит, — заюлила Раиса.

Они встали и пошли к Анечке. Та спала все в той же позе.

Леля еще раз полюбовалась ею, но заметила, что раскрасневшиеся щечки девочки вроде бы шершавенькие. Она обеспокоено спросила:

— У нее диатез? Смотрите, какие щечки шершавые! И красненькие…

— Диатез, — беспечно ответила Раиса, — дак сейчас у всех детей этот диатез, говорят, сам пройдет, я ей сливочным маслицем мажу.

— Я достану лекарство, — пообещала Леля, а сама не могла наглядеться на девочку…

Раиса стояла молча рядом и ела ее глазами. Вот, думала она, какие дела-то заворачиваются! Митька велел ездить к дочке!.. Во какая у тебя, Анечка, бабка! Или тетка?! Надо ее на крючок подцепить, и тогда будут они жить: кум королю, сват министру!

Они снова сели за стол.

— Трудно вам одной… — начала Леля почти неподъемную беседу. — Ребенок еще маленький… А что они ее с собой не взяли, в Алжир?

Подвыпившая Раиса решила переть конем:

— А того, что Анатолий не захотел. Он ведь Ритке моей выговаривает что ни день — не моя, мол, и не моя девка! Видеть ее не хочу! Вот так и живем, — пригорюнилась Раиса.

— А-а, это… правда? — спросила Елена Николаевна.

— Милая вы моя-а! — вдруг взвыла Раиса. — Правда это, правда! Я уж как переживаю! — Она якобы спохватилась и уже тихо сказала: — Мне Ритка не велела никому говорить. Да и Анатолий-то вроде как ничего не знает… Только он — не детный… Семя у него пустое. Врачи сказали, вот он и психует.