Книга Дело Логинова - Дмитрий Яровой

– Зашибись, благотворительный фонд на наркодолларах! – вспыхнул не выдержав Леша, доставая трясущимися руками сигареты. – Я в этом не участвую!

– А как ты думал, их на картофельной шелухе строят? – пояснил издевательски консильери. – Тем более что наша благотворительность подзагнулась в последние годы. Возьмемся за восстановление былой славы ИПАМ как главного благотворителя Киева.

– И кто его возглавит, этот фонд? – поинтересовался я, хотя уже знал ответ.

Долинский посмотрел на меня с отеческим сожалением. Это не он сейчас говорил со мной, это говорил Смагин его устами. Ректор не любил сам-лично изрекать неприятные новости и обычно поручал это помощнику.

– Разумеется, бумагами и прочим будем заниматься мы с Виноградовыми…

Я быстро посмотрел на Илью, который никак не прореагировал не реплику. Ага, значит, он уже знает! Уловив мое негодование, друг опустил глаза и, секунду поколебавшись, потянулся к пачке Лешиного «Парламента», хотя курить он, по настоянию Инны, бросил еще на последнем году аспирантуры.

Я вернулся к беседе с Долинским:

– Конкретно тебя спрашиваю, кто возглавит фонд?

– …Я не могу, на мне и так завязано много разных… – продолжал он.

Мне надоел этот поток оправданий, и я резко оборвал:

– Андрей! Это буду я?

Плечи Долинского расслабились, голова поднялась, взор прояснился. Он был рад, что я сам это озвучил, и вместо ответа тихо и твердо кивнул головой.

У меня не было выбора – я потерял его семь лет назад на кухне той квартиры на Владимирской, потерял вместе с самоуважением и здравомыслием.

– Ясно. Что ж, согласен. Но тогда – еще по сто пятьдесят!

Лицом к лицу

Я было из его рук и стакан взял, и закуску, но как только услыхал эти слова – меня будто огнем обожгло!

Думаю про себя: «Чтобы я, русский солдат, да стал пить за победу немецкого оружия? А кое-чего ты не хочешь, герр комендант?»

Михаил Шолохов, «Судьба человека»

«Благотворительный фонд имени В. Э. Кагановича». Почему обязательно нужно умереть, чтоб твоим именем что-то назвали?

Когда-то, когда Илья был молодым бедным главой Комсомола ИПАМ и занимался чем попало, он решил основать аналитический центр – преимущественно по написанию курсовых и дипломных работ для мажоров. Кажется, он назывался «Институт социального развития и прав человека». Я было сгоряча присоединился к этому делу: мы в два голоса твердили Леше, что из этого вырастет новый Центр имени Разумкова.

– А кто из вас умрет? Это будет «Академия анализа социальных систем имени Николая Логинова» или «Институт финансового менеджмента имени Ильи Виноградова»?

Признаюсь, этим он застал нас врасплох. Умирать никто не хотел, и наша контора быстро сдулась…

Фонду такая судьба не светила. Открывали мы его в первых числах декабря в Доме учителя. В президиум, помимо меня – президента Фонда, – вошли несколько очень почетных стариков – друзья-партнеры Смагина.

Я, на правах инициатора и «любимого студента» Деда (не думаю, что Дед знал, кто я такой), выступил перед публикой: коротенько, по статье с Википедии, изложил биографию покойного и перечислил его заслуги и довольно пространно растолковал, что же получится из нашего Фонда. Гости аплодировали, фотоаппараты щелкали.

На фуршете я оказался рядом с Настей и Ильей. Компания – грех жаловаться: их довольные насмешливые лица бодрили меня и разряжали пафосную атмосферу.

Настино понимание сути Фонда и моей роли в нем было близким к истине.

– Насть, ты ведь пожертвуешь нам денег? – я как всегда неудачно начал разговор.

– Ну да, Логинов, разумеется, у тебя ведь машина уже старенькая. Пожертвую, и неоднократно. А больше никакого благотворительного вклада мне не сделать, мм?

Она пришла в фантастическом вечернем платье с обалденным вырезом и прекрасно понимала, куда направлено мое внимание.

– Я только за, ты же знаешь!

Что я еще мог ответить?

– Зато я против! – лихо отбила Настя, подмигнула мне и залпом опрокинула полную до краев рюмку водки. – Эта была за здоровье президента Фонда. А эта, – она налила вторую, – будет за наполнение бюджета. Ну, Логинов, поднимем?

Ну как можно отказать Насте, тем более «за наполнение бюджета»? Пришлось поднять. Тут же сзади на меня наплыл Илья, который уже здорово поддал и развеселился не на шутку:

– Надо же, Коль, здесь столько едва дышащих стариков… Я чувствую себя, как на дне открытых дверей в крематории. О, привет, Настя!

– Здравствуй, Илюша.

Мне показалось, что при этих словах в ее очаровательных глазах мелькнула искра тепла. Или не показалось? Дурацкая привычка – ревновать чужую женщину к своим друзьям, ее студентам и фонарным столбам. Но ведь Илья не такой уж и чужой. Быть может, они все-таки тогда?… Или это просто такие неумные шуточки?

– Ты где залип? – друг нежно пнул меня коленом в ляжку. – Обдумываешь стратегию развития?

– Обдумывает благотворительные акции, – поддела Настя. – Предлагаю в первую очередь отремонтировать нашу кафедру.

– А я советую обустроить курилку, а то наш противопожарный инспектор по сей день гоняет студентов из туалетов.

– Да, насчет курилки – поддерживаю!

– Спасибо, Настя.

– Пожалуйста, дай пять!

Аккуратная ладошка Насти и широкая рабоче-крестьянская ладонь Ильи хлопнули прямо у меня перед лицом.

– Послал бог друзей-мудаков, – заключил я. – Лучше б посочувствовали!

– Чему? – протянула Настенька. – Новый кошелек придется покупать?

– Деньги некуда будет складывать, – вторил Илья.

– Ворюга.

– Коррупционер.

– Чудовище.

– УБЭП на тебя нет.

Они синхронно умолкли, ожидая ответа. Но у меня не было сил на контратаку:

– А, пусть и так, что с того? Мое дело…

Я наигранно зевнул и ухватил бутерброд с огурцом и оливкой (ненавижу оливки, но остальные снэки уже размели).

– По водочке? – предложила Настя.

– Давай по вискарю! – возразил Илья.

Не дожидаясь, до чего эти двое договорятся, я отодвинул друга в сторону и направился к Смагину – тесть уже несколько минут издалека сверлил меня глазом, ожидая, что я наконец отвлекусь от трепа и подойду за напутствием.

Едва я приблизился к Смагину, от него чуть заметной серой тенью отхлынула фигура КГБ. Тесть опирался на стойку, сжимая в руке бокал белого вина, – не по этикету держал его, прямо за донышко. Ну что за безвкусица?

– Профком вас жизни учил? – начал я.