Книга Третье рождение Феникса - Наталья Солнцева

- Я хочу знать, с кем имею дело, - хрипло произнес он.

Во рту пересохло и горчило. Виски сдавила нарастающая боль.

- Похвально, мистер… лгун. Твой э-э… друг убит, мертв… а тебя даже совесть не мучает? Ты ведь рассказал следователю далеко не все? Я видел, как…

- Замолчите! - не выдержал Тарас. - Телефон может прослушиваться.

«Голос» рассыпался сухим, низким смехом.

- Так я и знал. Ты не только грубиян, но и трус. Значит, мы договоримся!

- Что вам нужно? - разозлился Тарас. - Денег? Чего вы добиваетесь?

- Где ты ее прячешь?

- Не понимаю, о чем идет речь. Кого?

Теперь рассердился «голос».

- Ты доиграешься, парень! - пригрозил он. - Даю тебе сроку десять дней! Если не одумаешься - позвоню следователю, расскажу обо всем, что видел.

В трубке раздались гудки, а Тарас все сидел, обливаясь холодным потом. Он закрыл глаза - и снова увидел Феликса. Тот смотрел на друга без осуждения, скорее даже с состраданием.

- Мне уже легко, - сказал он. - А ты держись, Михалин. Ты один остался.

- Феликс! - простонал Тарас. - Что мне делать?! Подскажи…

Друг отрицательно покачал головой.

- Отсюда все выглядит по-другому. Вряд ли мои советы тебе помогут. У каждого своя чаша, Тарас. Я свою испил, а ты - еще нет.

Опять зазвонил телефон. Тарас схватил трубку и запустил ею в стену. В дверь постучалась секретарша.

- У вас все в порядке, Тарас Дмитриевич? - испуганно спросила она.

- Да… да! - крикнул Михалин, вытирая со лба испарину. - Все нормально.

Он встал, сорвал с шеи галстук и зашагал по кабинету.

Тучи за окнами наконец разрешились обильным, густым снегом. Белые хлопья валили с небес, как будто это была их последняя возможность прильнуть к земле, даря ей холод и забвение. Неисчислимые лепестки ледяного небесного сада…

Костров. Год назад

После прогремевшей на весь город вечеринки минула неделя. Тамара Ивановна наслаждалась плодами своих усилий.

Руслан Талеев, по слухам, уехал в Санкт-Петербург - на несколько дней или навсегда, никто точно не знал. Мария Варламовна ходила, как в воду опущенная.

Интерес к ней мужчин отнюдь не угас, а с каждым днем опасно разгорался. Господин Герц уже два дня подряд присылал в музыкальную школу для учительницы Симанской огромный, дорогой букет цветов с изящной карточкой, на которой золотым тиснением были начертаны слова восхищения. Мария Варламовна молча брала цветы, уносила их в свой класс, ставила на стол. Коллеги не смели задавать ей вопросы, которые крутились у них на языке.

Андрей Чернышев приходил с повинной, но Симанская отказалась с ним разговаривать. Она замкнулась в себе, переживая нечто, известное ей одной.

Ольга Вершинина настороженно присматривалась к приятельнице - что она таит в своем загадочном сердце? Казнь или помилование для двоюродного брата Сергея? Как ни крути, а он сыграл не последнюю роль в скандале, разыгравшемся вокруг Марии Варламовны.

Вершинин также пытался искупить свою выходку, но тщетно. Жестокая костровская Венера в ответ на проявление чувств обдавала своих поклонников оскорбительной холодностью.

- Кажется, свадьба нашей прелестной Машеньки с господином Талеевым расстроилась? - с притворным сожалением пустила пробный шар Зорина. - Неужели из-за того пустячного недоразумения? Ужасно!

Она надеялась выудить у Ольги подробности. Но та только сжимала губы и разводила руками: понятия, мол, не имею.

Сама Мария Варламовна погрузилась в странное состояние полусна. Она наблюдала за разворачивающимися вокруг нее событиями как бы со стороны, не принимая в них участия.

Снегопады в Кострове сменились ясной, морозной погодой. По утрам купол церковной колокольни, золоченые кресты горели в рассветной дымке. Голубые тени лежали на снегу. В домах трещали печи, из труб шел дым. Над крышами летали галки, садились на заборы, тонущие в сугробах. Вечерами луна ледяным шаром стояла в небе.

Учительница Симанская старалась не задерживаться в школе. После уроков она торопилась домой, выбирая освещенную часть улицы. Непонятное «ограбление» напугало ее. Она не могла простить Руслану его внезапный отъезд, то, что он оставил ее одну в такое время.

Татьяна Савельевна жалела дочь.

- Мужчины - неисправимые эгоисты, Машенька, - говорила она. - Твой отец поступал точно так же. Он бросал меня ради своих больных! С тех пор я ненавижу медицину. Руслан тебе хотя бы сказал, почему уезжает?

- Да. Это связано с его научной работой.

Татьяна Савельевна хотела спросить, когда господин Талеев вернется, но… подавила свое любопытство. Если дочь захочет, сама скажет.

«Руслан уехал из-за того, что узнал, - думала Мария Варламовна. - Отец предупреждал меня, велел никому ни при каких обстоятельствах не рассказывать ту историю. Он говорил, что некоторые люди будут смеяться, другие примут меня за сумасшедшую, а третьи испугаются. Людям свойственно бояться того, чего они не понимают. Я принимала его слова за сказку, за одну из его волшебных выдумок, которыми он развлекал меня перед сном. Возможно, это так и есть, а возможно… Неужели Руслан действительно… сбежал?»

Противоречивые мысли терзали Марию Варламовну, то распаляя ее воображение, то погружая ее рассудок в вялую, туманную дремоту. Она размышляла об этом последнем разговоре с Русланом везде - дома, собираясь на работу, за едой, по дороге в школу, на уроках и даже ночью, забываясь неглубоким, беспокойным сном. Она как будто ни на миг не могла уже отвлечься от этого.

- Ты такая нервная стала, бледная! - сокрушалась Татьяна Савельевна. - Неужто сглазил кто? Отродясь в нашей семье никто порче не поддавался. Может, тебе к ворожее какой-нибудь сходить?

- Что за глупости, мама?

- Ты из-за ложек тех паршивых не горюй, дочка. Портсигар отцовский жаль, сама все глаза проплакала. Но ведь то вещь! Отца все одно не вернешь, что ж из-за железки убиваться?! Пропала - и пропала.

Мария Варламовна не переживала из-за пропажи, ее терзало другое - смутные детские воспоминания, которые вдруг обрели свершенно иной смысл, иное, зловещее лицо.

Задумавшись, она могла не слышать, как играет ученица, что говорят ей школьные коллеги, а если мысли одолевали ее на улице - ничего не стоило свернуть не в тот переулок или пройти мимо нужного дома. Неужели та давняя история - не игра воображения, не сказка?

Этим прозрачным, синим вечером она поспешно шла по заледенелому пустынному скверу, обгоняя редких прохожих. Снег поскрипывал под ногами. Ветки деревьев в инее серебрились на фоне звездного неба. Лунные полосы пересекали темную аллею.

- Маша! Маша… подожди!