Книга Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев

Казаки одобрительно загудели: «Веди нас на ляхов, батько!» — и Хмельницкий повел свое немногочисленное, еще плохо обученное войско в бой.

Расчет оказался верным. Под грохот барабанов воинство Хмельницкого неистово ринулось на ляхов. Драгуны опешили от такого натиска. Не прошло и часа с начала битвы, как более трех десятков поляков были изрублены, исколоты, застрелены, забиты насмерть. А казаков, казалось, смерть обходила стороной. Не брала их ни пуля, ни пика, ни сабля. Увидев, что сила не на их стороне, полковник Гурский приказал бросить в бой реестровых казаков. Однако те и не думали подчиниться, наоборот, услышав призывы «За Русь! За веру православную!», выступили в поддержку казаков с флангов.

Бросив остатки гарнизона, пан Гурский и его приближенные развернули коней и, спасаясь, что есть мочи поскакали в сторону Крылова. Воины Хмельницкого радостно братались с реестровыми казаками.

Окровавленные польские штандарты и хоругви бросили к ногам своего атамана:

— Принимай, батько, первые трофеи!

Через два дня Богдан Хмельницкий, значительно пополнив свое войско за счет черкасского реестрового полка, как победитель вошел на Хортицу. Запорожские казаки встретили его криками «Слава Богдану!». Давно уже на Сечи не видели героя, который бы прибыл сюда со своим войском и славной добычей.

По сердцу пришлась им удаль Хмельницкого и его воинская мудрость, поэтому собрались запорожцы на майдане послушать, зачем вчерашний сотник пожаловал к ним.

Победитель гордо поднялся на высокий помост посреди майдана, со всех сторон окруженный казаками. Вместе с ним стояли его старший сын Тимош и какой-то странный человек, не похожий ни на казака, ни на купца, ни на крестьянина. Рядом с ним все время крутились два большущих пса с огромными мордами. Вот и сейчас они, как верные охранники, сели у помоста, внимательно поглядывая по сторонам. Богдан снял шапку и поклонился в пояс на все четыре стороны, перекрестившись при этом на купола казацкой церкви.

— Здравствуйте, шановное вольное казацтво! Бью вашему славному товариществу челом до самой земли от себя, братьев своих и умирающей неньки-Украины, которая бьется как горлица, попавшая в сети, — начал свою речь Хмельницкий. — Вот такими же страшными тугими сетями опутало нашу Батькивщину шляхетное польское панство, что уже ни дышать, ни жить свободно на Украине нельзя не то что простому народу, но и славным лыцарям, служившим верой и правдой польскому королю. Вы, может, сидите здесь, на Запорожье, и не знаете, какие преступления творят ляхи на нашей земле. Так вот я пришел сюда, чтобы рассказать вам об этом.

Сдается мне, братья, что Бог совсем отвернулся от нас. За какие такие грехи на нас посланы все эти испытания, не могу и ведать, да только такого горя, как сейчас, и не было никогда. Славные казаки уже и не казаки вовсе — раскассировали их урядники, превратили в панских рабов, имения отдали арендарям, а имущество пограбили. Жен и дочерей наших потянули за косы на потеху панам, а братьев и сыновей истязают до смерти. Православные храмы за долги отдали жидам в аренду, и теперь без их воли в церквах и обедню не служат.

Возмущенный гул пошел среди казаков, послышались крики «Да как же дошло до такого?!», «Что же вы сами это допустили?».

— Каюсь, братья, долго и я верил в справедливость короля Владислава, которому присягал на верность и за которого не раз стоял насмерть в бою. Сам ездил к нему в Варшаву, чтобы добиться справедливости. Но оказался он куклой бесправной перед сеймом и шляхтой, — при этих словах Хмельницкий тяжело сглотнул и опустил глаза.

Казалось, на них навернулись слезы. Видно было, как тяжело ему вспоминать свою личную обиду и то, что его, знатного казака, даже слушать не стали, посмеявшись над его горем. Вспомнил и про Мотрону — больно защемило сердце у сотника.

Но он тут же отогнал смурные думы и, сжав кулаки, продолжил:

— Нет правды на Украине, и искать ее у панов нечего. С саблей в руках надо эту правду добывать! Пока я стоял под Сечью, мое войско пополнилось втрое. Со всех окраин нашей несчастной Отчизны стекался униженный люд, услышав про то, что иду я на Запорожье. Еще одно пополнение поступило оттуда, откуда не ждали, — во время боя под Микитиным Рогом реестровые казаки перешли на нашу сторону. И не потому, что у нас было больше оружия или войска. А потому, что на нашей стороне правда! Вот и говорю я вам, панове-братья, пора нам собрать всю силу казацкую в один могучий кулак и ударить по врагу что есть мочи! За свободу народную, за веру православную!

— Правильно сказал Хмельницкий! Хватит терпеть издевательства клятых ляхов! Пора уже навести порядок на родной земле и вывести эту нечисть поганую, вытравить, как крыс! — раздавались отовсюду крики казаков.

— Есть у меня для вас еще одна новость — привилеи от короля Владислава, — Богдан вытащил из-за пазухи пергаментный свиток с сургучной печатью. — Пусть монарх и не имеет силы, но этим документом передал нам в руки права на волю, землю и веру, добытые в честном бою! Так что ни один собачий суд не сможет потом забрать у казака его вольницу!

— Вот это дело! С такой бумагой можно и в поход против клятых ляхов выступать! А-ха-ха! Сам король нам в руки оружие против своих шляхтичей дал! — эта новость развеселила казаков и придала им решимости.

— А что, хлопцы, соберем силы да ударим по ляхам! А Хмельницкого надо всем войском гетманом поставим! — предложил кто-то из казаков, и стали запорожцы кричать Богдана гетманом.

До позднего вечера праздновали казаки победу своего нового атамана. Хмельницкий выставил хлопцам бочку доброго вина да бочку горилки из захваченного у поляков провианта. Во всех корчмах были слышны крики «Будьмо!» да заздравные речи в честь батьки Хмеля.

Сам же новый гетман держал совет со своими ближайшими соратниками. По правую руку от него сидел сын Тимош, по левую — Илларион Добродумов. Довольные исходом битвы и казацкой рады, товарищи раскурили свои люльки и принялись обсуждать подробности сражения: кто как на ляхов шел, скольких зарубил и в плен взял. Не курил из них только Добродумов, и не потому, что божий человек или еще сказывалась на паломнике давняя хворь. Просто Сергеев никогда не имел такой привычки и не собирался ее заводить.

— Твой расчет, Ларион, оказался верным. Правильно ты прикинул, что без заверения в привилеях, без воли и земли, казаки могут и не поддержать нас, — еле слышно проговорил Богдан своему советчику в самое ухо и уже громко для всех продолжил: — Но хватит ли нам сил, братья, одним выступить против Речи Посполитой? На этот раз мы легко одержали победу над гарнизоном ляхов. Но так не всегда будет. Трудно пешим казакам воевать против драгун. Конники нужны, а быстро их не собрать.

— Точно, батько, где же сейчас удалых казаков найти? — подхватил разговор Иван Золотаренко. — Сколько наших товарищей полегло в битвах с ляхами да басурманами, сколько воинов не народилось на нашей измученной Украине… А половина тех, кто пришли, хоть и отважные хлопцы, да только в бою еще ни разу не были. С таким войском на ляхов не пойдешь.