Книга Южная страсть - Джейн Портер

— Доброе утро.

Лон перекинул через плечо полотенце, которым вытирал голову. Перед ним были глаза Софи, огромные и грустные.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она.

— Присядь. — Он указал на широкий край мраморной ванны.

Софи села на черный мрамор и провела ладонями по бедрам. Открыла рот. Закрыла. Проглотила слюну и попыталась еще раз. Рот открылся. В глазах появились слезы.

— Я — страус, — горько произнесла она. — Когда-то я убежала от тебя, точнее, от себя самой. Не потому, что мне было все равно. А потому, что я принимала все очень близко к сердцу. — Верхняя губа Софи задрожала, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не потерять самообладания. — Я любила тебя все время после нашего первого медленного танца. Но любить тебя — это все равно что любить греческого полубога.

— Всего лишь полубога?

— Ты не такой смертный, как все мы. По крайней мере, ты кажешься другим.

— Суперменом?

— Вроде того. Мне всегда казалось, что мне не место рядом с тобой. Я не могла вообразить, как буду жить с тобой. — Она опустила глаза, на полы халата. — Может быть, я и не пыталась вообразить.

Лон почувствовал прилив невыразимой нежности.

— Какой же частью этих сведений ты думала меня удивить?

Софи сглотнула и засунула руки в карманы халата.

— Я искренне верила, что смогу быть счастливой без тебя. Я искренне считала, что забуду тебя, когда стану женой Клайва. — Ее глаза горели, потому ее взгляд сосредоточился на поясе халата. — Но я не могла тебя забыть. Я не могла не думать о тебе. Я возненавидела себя за то, что не поступила так, как должна была поступить. — (Лон шагнул к ней, и она резко отодвинулась к раковине.) — Нет. Дай мне договорить.

Грудь Лона горела. Она наказывает себя. Ну да, он хотел, чтобы она заплатила за ту боль, которую причинила ему; но этого он хотел когда-то. Это желание давно его оставило, оно перестало быть частью его.

— Незачем тебе проходить через все это. Я знаю, Софи, что ты сожалеешь. Я знаю, ты не всегда бывала счастлива. Но я восхищался твоими усилиями придать вашему браку смысл. Я уважал тебя за то, что ты не сдавалась, не уходила.

— Это не так. — Затравленным взглядом Софи смотрела на него; в зеркале отражалось бледное лицо призрака. — Это ужасно. Я хотела уйти. Настолько хотела, что не могла дальше терпеть. — Слезы уже капали, несмотря на самые отчаянные усилия Софи. — Лон, я подала на развод.

Лон окаменел.

— Что ты сделала?

— Я подала на развод накануне того дня, когда Клайв умер. — Софи дрожала и не могла остановиться. — Об этом никто не знал… Кроме Клайва.

Лон смотрел на нее целую вечность. Время как будто остановилось. Переменилось. Обрело свою жизнь.

— Мы говорили об этом вечером, накануне его смерти, — продолжала Софи. — Он был в Сан-Паулу и позвонил мне из гостиницы. Он был расстроен, но не стал говорить, в чем дело. Мне так надоело, что он не разговаривает со мной, я так устала от его вечных настроений, секретов и… Софи прижала ладонь ко лбу, стараясь говорить спокойнее. — Я высказалась. Я сказала: «Клайв, с меня хватит. Я не могу дальше так жить».

Лон отвернулся и прошелся по ванной комнате, глядя на голую стену.

— Что сказал он?

Софи уже плакала навзрыд.

— Он сказал: «Ладно, дорогая. Как хочешь. Действуй так, как тебе нужно».

Лон сжал кулак и стукнул по стене. И еще раз.

За его спиной всхлипывала Софи. Это ад, ад, немыслимый ад. Теперь концы начинают сходиться с концами. Теперь появился какой-то смысл. И дело становится еще хуже, чем он представлял.

Клайв видел, что ему предстоит, вот оно что. Он не мог рассчитывать на быструю развязку. Ни внезапной тьмы, ни сладкого блаженства.

Софи все еще плакала.

— Пожалуйста, прости меня. Прости. Клайв не может, так прости ты.

Ее отчаянный голос пробился сквозь туман, окутавший мозг Лона. Он услышал, как стучат ее зубы, и обернулся. Она буквально раскалывалась на его глазах, уткнувшись в раковину.

— Мне нечего прощать, — бросил Лон, и его голос гулким эхом отразился от стен, отделанных прохладным и гладким мрамором. — Мы все такие, какие мы есть и какими были всегда.

Софи вскинула голову.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Клайв был гомосексуалистом, — сухо ответил Лон.

Он подошел к Софи и заглянул в ее распухшее лицо. По ее щекам катились слезы.

— Гомосексуалистом?

В животе Лона поднялась буря. Он сгорал изнутри. Он не хотел сделать больно Софи, не хотел оскорбить память Клайва, не хотел портить чудесные воспоминания, которые остались у них обоих от прошлых дней. Но Софи погрузилась в пучину раскаяния и горя, а этого Клайв не мог допустить.

— Он любил тебя, Софи. — Лон умолк, терзаясь сомнениями: как много можно ей сказать?.. — И он нуждался в тебе. Ты была для него… ширмой. Ты давала ему то, что, как он считал, ему полагалось иметь.

Софи затрясла головой. Она не могла поверить, не могла принять это известие.

— Он ничего не говорил… ничего такого не делал… Он никогда не засматривался на мужчин.

Лон сглотнул слюну. Это потому, что он был влюблен в меня.

Но этого Лон не скажет Софи, и не из-за того, что она не поймет, как раз Софи поймет как никто другой. Но Клайв хранил эту тайну всю жизнь. Он никогда не шел на поводу у своих чувств и только на смертном одре признался, что любил Лона. И женился на Софи для того, чтобы Лон мог оставаться частью его жизни.

Лон пообещал в ту ночь, что сохранит доброе имя Клайва ради его семьи и защитит его самого.

Клайв умер трагической смертью. Он заслуживал любви, невзирая на его ошибки.

Сейчас, когда Лон стоял возле Софи, он чувствовал, как прошлое и будущее ракетами мчатся на встречных курсах к столкновению.

— Я очень долгое время был зол на Клайва. Я думал, что, умирая, он оставил тебя ни с чем. — Голос его сделался тише. — Теперь я вижу, что это не так. Он оставил тебя со мной.

Софи подняла голову и посмотрела Лону в глаза. Сердце ее было ранено, мысли разлетелись. Она тонула в водовороте сомнений.

— Он должен был мне сказать, — прошептала Софи. — Он должен был поговорить со мной. Я хотя бы поняла…

— Он не мог. У него была своя гордость. Он — Уилкинс. Однажды он уговорил себя, что ему нужно стать мужем, семейным человеком, поэтому он не мог позволить себе причинить боль тебе, родителям… и… мне.

Что-то в интонации, с которой Лон произнес последнее слово, вызвало у Софи покалывание во всем теле, и у нее перехватило дыхание.

И… мне.