Книга Верь мне, Дженифер - Долли Барни

Но как ни желал этого, Гордон не собирался убеждать ее. Дженнифер должна была сама принять решение, сделать выбор осознанно и добровольно… И она его сделала, когда ушла в свою спальню. Хотя вряд ли у нее были сомнения относительно того, чего Гордон ждал от этой ночи.

Отвернувшись от окна, он раздраженно подумал, что, вероятно, слишком многого требует от Дженнифер, еще такой неопытной и наивной. У нее и мужчин-то не было до него. Беда в том, что, имея дело с искушенными в любви женщинами, Гордон постоянно забывал, насколько он старше жены.

Раздевшись, он откинул простыню, лег в постель и положил руки под голову, глядя в потолок и думая о Дженнифер. Ему нравилось, что в ней нет ничего искусственного, что совершенно отсутствует всякое притворство. Она добра, внимательна, преданна. Все это привлекало в ней Гордона так же сильно, как ослепительная красота и чарующая улыбка. Усталость, наконец, одолела его, глаза сами собой закрылись…

Дженнифер, склонив голову, стояла возле кровати, измученная желаниями и сомнениями, которые не могла ни объяснить, ни унять. Всего полчаса назад она поступила так, как считала правильным, а сейчас жаждала близости с Гордоном больше всего на свете. Он хотел, чтобы она пришла к нему сегодня, и дал ей понять это. Во всем, что касается женщин и секса, Гордон, очевидно, был настолько уверен в себе, что прямо говорил, чего хочет. Не просил, не убеждал, а чуть ли не приказывал. Без сомнения, он был очень противоречивым человеком, еще вчера — нежным и деликатным, а сегодня — дерзким и властным. Но в одном отказать ему было нельзя: в умении обольстить женщину, доставить ей удовольствие.

В ночь их первой близости Гордон сумел заставить ее стонать от страсти, хотя Дженнифер поначалу была насмерть перепугана. Он точно знал, какая ласка, какое прикосновение смогут заставить ее потерять разум, и весь его сексуальный опыт был почерпнут отнюдь не из книг. И все же ей не давала покоя мысль: если у него на уме только секс, почему Гордон не попытался уговорить ее лечь с ним сегодня, хотя ясно дал понять, что желает этого?

И тут ее осенило. Гордон определенно желал ее и, конечно же, знал, как добиться своего, но не сделал этого. Ему нужно было не только ее тело. Сама не зная почему, Дженнифер теперь не сомневалась в этом.

Она набралась решимости и, дрожа от неуверенности и нетерпения одновременно, вышла в коридор. Дверь комнаты Гордона была открыта. Если он уже успел заснуть, она просто вернется назад и ляжет в постель. А если нет, то пусть будет, что будет…

Дженнифер застыла на пороге, глядя на спящего мужа. Лунный свет, пробиваясь сквозь прозрачные занавески, падал на его лицо. Она немного успокоилась, но по-прежнему не двигалась с места, поражаясь собственной смелости. Однако, судя по всему, ее порыв пропал даром. Огорченно вздохнув, Дженнифер повернулась, чтобы уйти…

Гордон так и не понял, что разбудило его. Но когда открыл глаза, Дженнифер уже выходила в коридор. Он остановил ее, крикнув первое, что пришло в голову:

— Не делай этого!

Бесцеремонность окрика заставила Дженнифер так резко обернуться, что волосы, собранные на затылке, рассыпались по плечам. Не совсем уверенная в истинном намерении мужа, она безуспешно пыталась разглядеть лицо Гордона в темноте и, наконец, робко шагнула вперед.

Он, молча, следил за ней. На Дженнифер была только шелковая ночная сорочка, едва доходящая до середины стройных бедер. Гордон подвинулся и откинул простыню. Дженнифер поколебалась и села на край кровати, расширенными от смущения глазами вглядываясь в мужа.

— Ты какой-то странный. В чем дело, Гордон?

— Я такой, как всегда. Просто мне покоя не дает вот эта шелковая штучка, которая надета на тебе. Она выглядит чистейшей воды провокацией. Но я могу ошибаться.

— Ты ошибаешься.

— В чем? — спросил Гордон с мольбой во взгляде.

— В чем? Я обязательно должна ответить?

— Да, — произнес Гордон, сжав ее пальцы. — Это твой дом. И ты имеешь полное право сказать мне, что…

Его мягкий голос, великодушная покорность, готовность сдержать себя, если она скажет «нет», показались Дженнифер более провоцирующими, чем что-либо на свете. Ответ мог быть только один — правда.

— Не знаю почему, — тихо произнесла она, наконец, — но сейчас я волнуюсь куда больше, чем в тот раз.

Гордон сумрачно улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Представь, я тоже.

За этим последовало долгое молчание. Оба не шевелились, если не считать того, что Гордон осторожно ласкал большим пальцем нежную шею Дженнифер. Они понимали, что сейчас, в следующее мгновение им предстоит сделать вполне обдуманный, сознательный шаг по неведомой обоим и, возможно, чреватой опасностями дороге.

— Думаю, справедливо будет предупредить тебя, — тихо сказал Гордон, нежно привлекая ее к себе, — что сейчас мы рискуем куда больше, чем раньше.

— Мне все равно. Я хочу тебя, — прошептала она, крепче прижимаясь к нему.

Он заключил ее лицо в ладони и стал целовать глаза, брови, скулы. Его руки медленно заскользили по ее телу, лаская, обнимая, сжимая. Дженнифер закрыла глаза и, запрокинув голову, замерла. Кожа ее покрылась испариной, тело объял жар. Она тяжело дышала, в горле что-то сжалось, в висках стучала кровь. Почувствовав приятную тяжесть внизу живота, Дженнифер положила руки на плечи Гордона и сжала их резким, судорожным движением. Чувственный восторг постепенно охватывал ее, поднимаясь горячими волнами по телу. Они смыли и унесли прочь страх и сомнения.

— Ни одна женщина не вызывала у меня таких чувств, как ты, — прошептал Гордон глухим, хрипловатым голосом, в котором слышалось удивление.

— Как и ни один мужчина у меня, — эхом отозвалась Дженнифер.

Улыбнувшись в темноте, он прикусил мочку ее уха, но страсть уже взрывалась в теле, огненным потоком разливаясь по венам, и ни остановить, ни задержать этот поток было невозможно. Потрясенный его силой Гордон опрокинул жену на спину и завладел ее нежными губами, сначала прохладными, но постепенно налившимися жаром. А когда ее язык скользнул ему в рот, Гордон совсем потерял голову. Он резким движением сдернул с Дженнифер сорочку и отшвырнул в сторону. Затем снова сжал в объятиях, накрыв своим телом и зарывшись лицом в ее волосы. Гордона потрясала та отчаянная, всепоглощающая потребность овладеть ею, которая охватила его.

Прикосновения ее рук и губ воспламеняли. Каждый сдавленный стон, который срывался с ее губ, заставлял кровь Гордона бурлить, пока он вел ее от одной вершины наслаждения к другой, хрипло бормоча ласковые слова.

И волшебство возникло снова, совсем как несколько недель назад и при этом совершенно по-другому. Потому что чувственный вихрь, что закружил обоих, теперь значил для них гораздо больше, чем тогда, ибо он объединил их на одной эмоциональной волне, слив воедино и тела, и души…

Потом, утомленные, охваченные расслабляющей любовной истомой, они лежали, тесно прижавшись друг к другу, переплетя пальцы рук. Гордон отвел с лица Дженнифер волосы и прижался губами к ее лбу. Он подыскивал слова, которые могли бы определить то, что несколько минут назад произошло между ними. Но, как обычно, нужные слова не приходили.