Книга Ключ Давида - Владимир Орданский

Сначала Джордан не понял, почему эта улица, так напоминавшая центр Москвы, выглядит все же как-то иначе. Вдруг его осенило. Дело было в людях. После замкнутых, отчужденно спешащих по своим делам, безразлично глядящих сквозь тебя московских прохожих, спокойные, неторопливые киевляне, всегда готовые ответить на твой взгляд доброжелательной улыбкой, придавали Крещатику то тепло, которое, похоже, давно выветрилось с улиц Москвы.

Джордан, расслабившись, скользил взглядом по этим лицам, старым и молодым, мужским и женским, как вдруг его остановили чьи-то глаза, смотревшие на него в упор, как оптический прицел. В сквере, рядом с которым Юрий с Лизой остановились, чтобы купить всем мороженого, собралась небольшая толпа, состоявшая, в основном, из пожилых мужчин. Общим для всех этих людей, стоявших, кто с палкой, кто, опираясь на плечо более молодого спутника, было то, что у всех на головах были одинаковые военного образца фуражки с раздвоенным впереди околышем. На некоторых была и военная форма с орденами и медалями. Перед толпой суетился фотограф с треногой, а молодой крепкий мужчина с широким красным лицом заботливо расставлял стариков так, чтобы все попали в кадр. Человек десять подростков в скаутской форме присели перед позирующими. В то время, когда все уставились в объектив фотоаппарата, седой высокий мужчина с портупеей на коричневато-зеленом кителе, поджав тонкие губы, смотрел, не мигая, на Джордана и Веру. Почувствовав этот враждебный взгляд, Вера начала невольно оглядывать себя, пытаясь понять, что в ней так раздражает незнакомого старика.

– Наверное, ему не нравится твоя одежда, – прошептал Джордан, дотронувшись до белой футболки с надписью «Россия – Сочи 2014», в которую была одета Вера.

Сработала вспышка, и ветераны тут же возобновили дружеские беседы между собой. К смотревшему на них старику подошел один из скаутов, и тот что-то сказал ему на ухо. Мальчишка обернулся и посмотрел на Веру, которой протягивала мороженое Лиза.

– Трэба було ще бильш вбиваты поганых жидив та москалив,[1] – нарочито громко сказал старик, обращаясь к мальчику. Стоявшие рядом одобрительно рассмеялись. Джордан не понял сказанного, но увидел, как вспыхнули от стыда щеки Лизы. Девочка уже собиралась ответить, когда Вера положила руку ей на плечо и, легонько подтолкнув, заставила двинуться дальше. Скаут громко заржал и показал недоуменно смотревшему на него Юре средний палец. Недолго думая, тот ответил не менее характерным жестом, задействовав для этого обе руки. Здоровяк-организатор в высоких шнурованных ботинках сделал, было, пару шагов в их сторону, но решительный вид и заклеенная пластырем бровь Джордана оказались для него важным аргументом в пользу отступления.

Не успела Лиза прокомментировать инцидент, как рядом с ними остановилась машина Леонида.

– Папа уже дома, мама допекает сухарики, поехали! – скомандовал он.

Ехать оказалось недалеко. Свернув в арку высокого сталинского дома, они поднялись на второй этаж. Дверь открыла хозяйка – сухонькая энергичная пожилая дама с завитыми бледно-лиловыми волосами.

– Здравствуйте. Я Белла, – громко и четко выговаривая слова, представилась она, протягивая руку каждому из гостей поочередно. Леонид, поцеловав мать, тут же снова уехал, а все остальные проследовали в гостиную.

Исай Яковлевич Гринберг оказался невысоким коренастым стариком с редкими седыми волосами на большой голове и очень живыми, чуть выцветшими синими глазами. Одна рука его то и дело подергивалась, а голова была все время наклонена набок. Светлые клетчатые брюки держались на подтяжках, рукава белой рубашки с расстегнутым воротом, из которого выглядывала покрытая седой порослью грудь, были схвачены немного выше локтей круглыми резинками. В лице профессора угадывался былой шарм, и, наверное, не одной киевской красавице в свое время разбил сердце этот, теперь уже немощный старик с мальчишески-мечтательным взглядом и крупными руками молотобойца. Его внешность, правда, немного портила крупная бородавка на подбородке, из которой, как шипы, торчали в разные стороны три жестких волоска.

– Давайте-ка придвинем мой трон, – с улыбкой предложил он Джордану, и они вдвоем подтащили к столу массивное кресло из резного дерева, обитое выцветшим гобеленом. Усадив гостей за стол, накрытый вышитой белой скатертью и дождавшись, когда Белла принесет-таки чаю с ванильными сухариками, Гринберг начал рассказывать. Через пару минут Джордан извинился и попросил разрешения включить диктофон: рассказ профессора был длинным и к тому же постоянно сбивался на воспоминания о разных периодах его долгой жизни.

– Что ж, молодые люди, я вам расскажу, что знаю о Золотых воротах. Конечно, не о тех, которые вы нынче видели, это новодел, а о настоящих. На самом деле, будут целых две истории. Но начать придется, как говорили римляне, от яйца. Вы, конечно, знаете, что первые известные нам ворота с таким названием построены в Иерусалиме?

Джордан кивнул головой. Он уже привык к долгим вступлениям и терпеливо ждал, когда профессор перейдет к тому, ради чего они сюда пришли. Гринберг удовлетворенно кивнул в ответ и продолжил свою мысль.

– Упоминания об этих воротах и их предназначении имеются в книгах Ветхого Завета. Там написано, что через них в Иерусалим явится еврейский Мессия, чтобы спасти народ Израиля и воскресить праведников. Христиане считают, что предсказание относится к Сыну Божьему, который въехал этими воротами на осле в священный град, чтобы умереть на кресте и затем воскреснуть. Но он же должен прийти второй раз, а ворота замуровали мусульмане. Да еще задолго до этого был разрушен иерусалимский храм, и получается, что Спасителю негде объявить о страшном суде. Что делают христиане? Они строят подобие Иерусалима в Константинополе, строят Золотые ворота, строят Собор святой Софии (а София – это что? Это мудрость Господня!), чтобы Христос во второй раз явился именно там. Этим они обеспечивают себе спасение. Но что-то произошло такое, что заставило христиан искать опять-таки новое место для второго пришествия.

Вера и Джордан переглянулись, но ни один из них не решился перебить профессора. Тот продолжал:

– Теперь взгляды всех авраамических религий (а это что? Это иудаизм, христианство и ислам!) обращены на Киев. Помните предание о том, как князь Владимир выбирал веру для Руси? К нему пришли иудеи, мусульмане и христиане, западные и восточные. Дело было в 988 г. И Владимир выбрал греческое христианство. Почему? Я так думаю, потому, что греки объяснили ему, что его город может стать градом святым, через который явится Спаситель вершить суд в конце времен. Зная святость Царьграда, Владимир согласился. Принять у себя Бога живого! Что на таком уровне могли ему предложить евреи и арабы? У католиков был свой святой город – Рим, и Русь им нужна была как богатая провинция для папского престола. Итак, выбор был сделан. Перуна с Белесом и прочими столкнули в Днепр, волхвов порубили в капусту и начали-таки строить новый мир.

Профессор взял трясущейся правой рукой чашку с остывающим чаем и шумно отхлебнул. Вера с Джорданом тоже сделали по глотку. Чай отдавал какими-то лекарствами, то ли валерьянкой, то ли валокордином. Похоже, что старинный дубовый буфет, из которого Белла доставала заварку, служил еще и аптечкой. Поставив чашку, Исай Яковлевич попытался разгрызть сухарик, но тот плохо поддавался. Тогда, затолкав его языком за щеку, профессор снова заговорил. Правда, теперь его речь стала слегка неразборчивой.