Книга Это убийство? - Джеймс Хилтон

Вердикт был легко предсказуем. Присяжные совещались не более пяти минут. Они огласили свое единодушное мнение, после чего зал сразу опустел. Репортеры побежали к местному телеграфу отправлять сообщения, Роузвер пошел ловить такси, а коронер разговаривал с полицейским врачом. Третья смерть в Оукингтоне тоже не обернулась сенсацией.

Во время ланча с Роузвером Ривелл спросил, куда подевался Гатри.

— Разве вы не знаете? Он складывает чемодан и намерен сегодня же уехать в город. Я думал, вы в курсе, что он свернул расследование.

— Как? Неужели?

— Да, вчера у меня был с ним долгий разговор. Он признался, что у него нет улик против кого-либо… В общем, он отличный малый, Ривелл, если не считать его мерзкой профессии…

Ривелл непроизвольно улыбнулся, хотя был удивлен.

Тем временем Роузвер продолжал:

— Кстати, Ривелл, какие у вас теперь планы? Возвращаетесь в Лондон?

Ривелл колебался, не зная, что сказать, и собеседник продолжал:

— Если вам не обязательно сейчас возвращаться, можете остаться у нас до конца семестра, еще на четыре недели. Мне бы хотелось, чтобы вы остались. Думаю, истинная цель вашего здесь пребывания никому не известна и это, согласитесь, совсем неплохо.

Точно так же считал и Ламберн, вдруг подумалось Ривеллу.

— Так вот, мне кажется, если вы неожиданно покинете нас, все заподозрят неладное. Как бы меня ни уважали педагоги, вряд ли они одобрили бы такой шаг, как привлечение старого выпускника в качестве детектива-любителя…

— Вы не очень-то лестно охарактеризовали мои занятия! — со смехом заметил Ривелл. — Но я вас понимаю. Хорошо. Предложение принято.

Он вспомнил в тот момент о своих прогулках на велосипеде с миссис Эллингтон, о встречах с ней за чаем, о ее волнующем шепотке на ухо во время службы в церкви…

— Я поживу здесь сколько позволите, — сказал Ривелл. — Но вы должны мне дать какую-нибудь работу или занятие, иначе я буду нелепо выглядеть.

— Верно. Я решил предложить вам исполнять обязанности моего временного секретаря. Жалованье получите в конце семестра.

— Вы очень великодушны, сэр.

За подобными приятными разговорами их обед продлился несколько дольше, чем ожидалось.

Однако Ривелла не оставляло чувство досады, имевшей конкретный источник — это Гатри. Да, с его стороны было невежливым, если не сказать иначе, улизнуть без единого слова прощания. А ведь Ривелл помогал ему изо всех сил!

Но потом Ривелла отвлекла другая, более конкретная мысль — если уж он собирается остаться в Оукингтоне до конца семестра, ему следует вернуться домой, оповестить свою домохозяйку и взять кое-какие вещи. Почему бы не поехать туда сегодня же в одном поезде с детективом Гатри?

Так и получилось, что они столкнулись нос к носу в вагоне поезда, уходившего в три двадцать на Кингс-Кросс. Гатри, похоже, был ничуть не удивлен и приветствовал Ривелла очень радушно:

— Ага, еще один беглец? Решили бросить расследование, видно, не по зубам оно любителю?

— Я остаюсь в Оукингтоне до конца семестра, — холодно отвечал Ривелл. — Меня просил об этом директор. Я еду домой за необходимыми вещами.

— Значит, вы все же решили поступить на службу к Роузверу? Он говорил мне, что собирается взять вас в секретари.

— Во всяком случае, я постараюсь пробыть в школе до конца семестра, — осторожно сказал Ривелл.

— Поздравляю! — захохотал Гатри. — Неплохая работа! Масса свободного времени, можно вдоволь пофлиртовать с прелестной маленькой медсестричкой.

Ривелл, к своему полному стыду, вдруг почувствовал, что краснеет, как школьник.

— Да ладно вам, не притворяйтесь обиженным! Она вполне хороша для тех, кому нравится multum in parvo…[3] Нет, сам-то я не любитель таких дам, но ведь о вкусах не спорят. Я очень рад, что мы с вами поедем вместе. Не надо тратить время на написание вам благодарственного письма со множеством учтивых оборотов…

— Не меньше благодарностей мне хотелось бы услышать от вас подробности о случившемся, — заметил Ривелл.

— Неужели? Вы что же, хотите, чтобы я, подобно сыщику из книжки, стал бы расписывать вам все по пунктикам? Беда в том, что рассказывать почти нечего. Признание Ламберна, конечно, положило делу конец, и тут ни профессионалу, ни любителю детективных расследований лавров не стяжать… Обидно, что никому о его признании не доложишь и не расскажешь… Чертовски неприятная ситуация.

— Вы хотите сказать, нельзя об исповеди Ламберна объявить публично?

— Нежелательно — так мне намекнули в Скотланд-Ярде. Если у Ламберна объявятся какие-нибудь родственники, они могут меня засудить за порочащие семью заявления… Дьявольски хитрая штука закон, правда?

— Значит, убийства в Оукингтоне войдут в историю как нераскрытые?

— Если им вообще суждено войти в историю, в чем я очень сомневаюсь. Конечно, своему начальству я рассказал все как есть. Но больше — никому. И вам не советую об этом распространяться.

— А Роузверу вы тоже не рассказали?

— Нет. С какой радости? Пусть бедняга отстаивает свою версию о самоубийстве, она менее вредна для репутации школы, о которой он так печется.

Гатри откинулся на сиденье и удовлетворенно вздохнул, когда поезд наконец тронулся.

— Да, это был грустный случай, без сомнения. Кстати, как прошло судебное заседание? Вы были там?

— Все прошло гладко. Вердикт вынесен.

— Отлично. Мы с миссис Эллингтон и Роузвером беспокоились. Не стоит раздувать скандал вокруг школы, не правда ли?

— Вы все-таки думаете, что Ламберн покончил жизнь самоубийством?

— Я склоняюсь к этому. Свел счеты с жизнью, чтобы избежать обвинения в убийстве. Но ведь я же не мог объявить об этом в суде, не имея доказательств, верно?

Ривелл задумчиво проронил:

— Все это очень странно. Что за человек был на самом деле Ламберн?

— Вам нужна характеристика личности? Я не лучший специалист в этом деле, но попробую. Думаю, основной чертой его характера была трусость.

— Трусость?!

— Именно так. Взять его поведение на войне… Я поражаюсь, как это никому до меня не пришло в голову ознакомиться с его послужным списком. Да, я знаю, он был контужен, но речь идет не о том, что он совершал после контузии. Нет, речь о том, что он делал до того. Ведь он едва избежал приговора военного трибунала.

— За трусость?

— Да. Это есть в послужных записях о нем. Кстати, саркастическая манера поведения очень характерна для трусов. И потом, если он испытывал нежные чувства к миссис Эллингтон, какого черта он не сумел ее соблазнить? Всякий нормальный мужчина именно так и поступил бы в подобных обстоятельствах, а не пытался бы спровадить ее мужа на тот свет. Наконец, последнее. Его самоубийство. Тоже абсолютно трусливый поступок.