Книга Опьяненные страстью - Джилл Шелвис

Он едва не упал, запутавшись в собственных ногах, чего она в жизни не видела, поэтому рассмеялась.

– В точности как люблю наблюдать за этими медведями: со всем уважением и на почтительном расстоянии, что очень полезно для моего здоровья.

– И кто из нас в таком случае смешной?

Ти Джей последовал за Харли к неисправной камере, после того как она нацепила темные очки и намазала губы гигиенической помадой, причем то и другое долго искала в рюкзаке, на что он лишь покачал головой.

Но, господи, какое же это удовольствие – наблюдать за ней.

– Что со мной не так? – спросила она.

– Нет-нет, все в порядке.

– Ты улыбаешься…

– Ладно. Может быть… – Он провел пальцем по ее виску. – Может, я тоже тебя люблю.

Она затаила дыхание, и он это понял.

– Так же как мы оба любим тех голодных злых медведей.

Она тихо рассмеялась.

– Значит, мы квиты.

– Квиты.

Добравшись до склона, Харли обнаружила неисправную камеру и принялась за работу, пока Ти Джей читал сообщения на своем телефоне. Стоуну звонили два клиента насчет зимних походов – прекрасно! Кену был нужен Ти Джей, чтобы уладить вопрос с налогами, прежде чем Кэти его убьет, – ничего хорошего. И у Ника был вопрос к Харли.

– Ник хочет знать: ты меня уже поколотила?

– Такая возможность существует.

Ти Джей ухмыльнулся.

– Хочешь кому-то позвонить?

– Определенно нет.

Она пожала плечами в ответ на невысказанный вопрос.

– Семейные радости.

Он понимал. Не раз они с братьями доводили друг друга едва не до безумия, но, слава богу, всегда стояли друг за друга.

Родители Харли хоть и не были заодно, но как-то ладили: не пили, не били детей, на столе всегда была еда. И все же какими бы милыми и добрыми они ни были, Харли с сестрой не получали и сотой доли той поддержки от своей семьи, которую получал Ти Джей.

Ее родители всегда шли на поводу у своих слабостей: чему быть, того не миновать. Но Харли хотела в жизни стабильности, и ее надежды и мечты удивляли родных. Они любили ее, но не понимали. И все же, несмотря на отсутствие этого понимания и поддержки, Харли выросла невероятно выносливой, твердо стояла на ногах и была самым мягкосердечным существом из всех, кого Ти Джей когда-либо знал, хотя и не любила выказывать слабость или просить о чем-либо…

Никогда.

– Я знаю, что тебе приходится много работать, чтобы помогать родителям и Скай. Если тебе самой когда-нибудь понадобится…

– Не понадобится.

Она оглянулась и послала ему улыбку, чтобы смягчить тон.

– И ты бы делал то же самое для своей семьи, если бы пришлось.

Собственно, и делал.

Значит, она помнила. Помнила, каково это – быть старшим, отказаться от личной жизни, чтобы заботиться о Кене и Стоуне.

– Все это было так давно!

– Ты не часто говоришь о своей юности. Хотя я знаю, как плохо тебе приходилось, особенно когда отец еще был жив.

Все в Вишфуле знали его отца, отличавшегося на редкость мерзким характером. Он был профессиональным наездником на быках, выступал на родео, жестоко обращался с животными и еще более жестоко – с сыновьями. Особенно с самым младшим, Кеном, которого Ти Джей старался защитить, когда мог, даже ценой собственной шкуры.

– Как я сказал, это было давно.

– И все же ты стараешься проводить как можно больше времени вне дома.

– Я проводник, поэтому постоянно в экспедициях и походах, – напомнил Ти Джей.

– Твои братья тоже, однако не отправляются в трехмесячные путешествия на Аляску и не шляются по Канаде: все больше работают здесь, на месте.

– Именно потому, что они остаются, езжу я: кто-то же должен сопровождать такие экспедиции. Кстати, они очень дорогие и приносят нам бо́льшую часть дохода.

– Ти Джей, – проговорила она с пугающей мягкостью, – и кто из нас лжец? Мы оба знаем, что здесь, дома, тоже хватает дел.

Поскольку именно это и было правдой, он промолчал.

– Так от кого ты бежишь?

Черт… Как она сумела обернуть все против него?

– Я скажу тебе правду, если скажешь ты.

– Не скажешь.

– Скажу, – пообещал Ти Джей, выдержав ее оценивающий взгляд.

Наконец Харли собралась с духом:

– Я бегу от бедности, которая идет за мной по пятам, и вероятности до конца жизни ходить с грязными ногтями. Не хочу быть такой, как моя мама: вечно от кого-то зависеть, вечно пребывать в долгах, вечно быть несчастной. Хочу иметь любимую работу и возможность оплачивать счета.

– Ничего плохого в этом нет.

Она согласно кивнула и показала на него:

– Твоя очередь.

– Камера…

Она положила на нее руку.

– Сейчас все исправлю. Она чувствительна к движению и давлению воздуха и работает даже при ветре до пятидесяти миль в час, но вчерашняя гроза с порывами до семидесяти пяти миль сбила настройку. А пока я ее перестраиваю, давай ты – теперь твоя очередь.

Дерьмо!

– Ладно, дело в том, что, когда был молод и испытывал потребность сбежать, я стал ходить в походы. – Он решил не вдаваться в подробности, мало ли от чего хотел сбежать. – В зависимости от времени года я брал мотоцикл или лыжи и исчезал.

Ни пьяного идиота-отца, ни школы, ничего, кроме собственной головы.

– Теперь мне не от чего бежать. Но…

– Но потребность в побеге по-прежнему остается, – мягко договорила за него Харли, и в ее теплых глазах светилось понимание.

– Да, примерно так.

Он медленно выдохнул и, только сейчас сообразив, что все это время задерживал дыхание, просто добавил:

– Именно там я больше всего чувствую себя живым, хотя в последнее время… в доме сплошные свадьбы, дети и котята. Удивляюсь, что над крышей не висит чертова радуга. Кен принес цветы в офис Кэти…

Он покачал головой.

– Как это мило! – рассмеялась Харли.

– И ладно бы раз, так нет, делал это всю неделю. Что-то вроде годовщины. Из-за цветов теперь Кэти не видно: все равно что в лавке флориста. А Стоун? Пытается завлечь Эмму, поэтому вытворяет всяческие дерьмовые штуки – только бы произвести впечатление – и специально наносит себе увечья, чтобы она его лечила. Этот парень – ходячий пластырь.

– Это любовь, Ти Джей. Настоящая любовь.

– Как-то немного слишком…

Она помолчала, но все же спросила: