Книга Наследник поручика гвардии - Юрий Шестера

С началом Крымской войны весной 1854 года «Паллада» направилась в Японское море, где офицеры произвели опись восточного побережья Кореи и расположенного к северу от него залива Посьета, получившего тогда же свое название по фамилии старшего офицера фрегата. Кроме того, в заливе Петра Великого были открыты острова, названные именем Римского-Корсакова, вице-адмирала, директора Морского корпуса. За проделанную исследовательскую работу в том же году его капитану Ивану Семеновичу Унковскому был пожалован чин капитана 2-го ранга.

20 мая 1855 года Унковский привел фрегат в Императорскую Гавань, расположенную на западном берегу Татарского пролива. Попытка, предпринятая в июле, провести его в устье Амура через неглубокий пролив Невельского, отделяющий остров Сахалин от материка, окончилась неудачей, и фрегат вернулся на зимовку в Императорскую Гавань.

Однако в условиях продолжавшейся Крымской войны существовала реальная угроза захвата старого корабля англо-французской эскадрой, посланной союзниками в дальневосточные воды. Его корпус оказался абсолютно расшатан океанским переходом и попаданием в два тайфуна. Поэтому 30 января 1856 года командование предпочло фрегат «Паллада» разоружить и затопить в бухте Постовая в 50 метрах от берега. Вот так и закончил свою долгую службу в Военно-морском флоте России легендарный фрегат, воспетый писателем Гончаровым в своем романе, который так и называется — «Фрегат “Паллада”».

Унковский же, вернувшись сухим путем через Сибирь в столицу, удостоился ордена Святой Анны II степени, а на следующий год — «за особые заслуги» — и звания капитана 1-го ранга с назначением командовать недавно построенным винтовым фрегатом «Аскольд».

Петруша, как и все офицеры фрегата, знал о доблестном прошлом командира «Аскольда» и с благоговением взирал на своего любимого капитана, готовый к беспрекословному выполнению любого его приказа не столько по должности, сколько по внутренней потребности. А моряки прекрасно знают, что это дорогого стоит!..

Когда в начале 1857 года в Кронштадт с Дальнего Востока вернулись суда, принимавшие в 1854 году участие в героической обороне Петропавловска от нападения объединенной англо-французской эскадры, на замену им для защиты интересов России на Дальнем Востоке был сформирован 1-й Амурский отряд под командованием капитана 1-го ранга Кузнецова. В состав отряда вошли корветы: «Новик», «Боярин», «Воевода» и клиперы: «Пластун», «Джигит» и «Стрелок». Все суда были винтовыми.

7 сентября того же года они покинули Кронштадт. Им предстоял тяжелый переход через три океана, вокруг мыса Доброй Надежды к устью Амура. Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич по этому поводу писал брату — императору Александру II: «Это все суть мелкие суда, не прикажешь ли ты их усилить более сильным судном, а именно фрегатом “Аскольд”, находящимся в прекрасных руках флигель-адъютанта Унковского, который те края прекрасно знает…»

Так и была решена судьба фрегата «Аскольд», его команды и командира.

* * *

Тяжело ступая по трапу, на капитанский мостик поднимался «дед», как на паровых судах называли старших механиков. Перемазанные маслом руки он тщательно оттирал ветошью. «Марсофлот» при виде этого чуда на мостике боевого корабля непременно бы лишился чувств.

— Вызывали, Иван Семенович? — усталым голосом буднично спросил тот, как будто на мостик можно было подняться без вызова командира.

— Вызывал, вызывал, Дмитрий Александрович, — в тон ему ответил Унковский, с улыбкой рассматривая внешний вид своего помощника. — Как там ваши «духи», справляются с устранением неисправности в машинном отделении? — капитан усмехнулся: — Слава богу, что хоть потянул слабенький норд-ост[53], а то бы болтались посреди Балтийского моря, извините за выражение, как дерьмо в проруби. — Он посмотрел на паруса, еле-еле наполненные ветром, заметив боковым зрением чуть заметную ухмылку, промелькнувшую на юном лице вахтенного офицера. «Теперь уж при удобном случае обязательно ввернет это “крылатое выражение”!» — с досадой пожурил его командир про себя, вспомнив свою офицерскую молодость.

— Стараются, Иван Семенович. Вот только сальники подтекают, — вздохнул старший механик, показав пропитанную маслом ветошь. — Думаю, через час-другой машина будет готова.

— Спасибо за добрую весть, Дмитрий Александрович. Я ведь впервые командую паровым судном, и меня, честно говоря, беспокоит, что даже во время наших кратковременных выходов в Финский залив все время происходили какие-то пусть и мелкие, но все-таки неполадки паровой машины.

— Ничего удивительного, — пожал тот плечами. — Дело в том, что на «Аскольде» установлена новая, более мощная паровая машина, чем на ранее строившихся паровых судах. Ведь это все-таки фрегат как-никак, водоизмещением почти в три тысячи тонн, а не какие-нибудь там корветы и клипера! Но хотя ее и делали англичане, большие умельцы по этой части, но всего сразу не предусмотришь. Если парусники за тысячелетия доведены почти до совершенства, то паровые корабли начали строить всего около полувека тому назад. Тем не менее, — лукаво глянул «дед» на командира, — паровые суда, как показал опыт Крымской войны, имеют подавляющее превосходство над парусными.

Унковский улыбнулся:

— Вы, Дмитрий Александрович, не агитируйте меня за паровой флот. Меня, честно говоря, очень беспокоит техническое состояние машины.

— Не волнуйтесь, Иван Семенович, — успокоил его старший механик. — Когда придем в Портсмут, вызовем представителей машиностроительного завода, изготавливавшего эту машину, и основательно подлечим ее по моим замечаниям. Я их тщательно фиксирую.

— Дай-то бог! Вся надежда только на вас, Дмитрий Александрович.

— Все будет в порядке, Иван Семенович. Ваш «дед» свое дело знает! — ободряюще улыбнулся тот. — А теперь разрешите убыть в «преисподнюю» к своим «духам».

— Ни пуха ни пера! — суеверно напутствовал его командир.

— К черту! — ответствовал ему не менее суеверный старший механик.

* * *

Смолкли трели боцманских дудок, затих дробный перестук башмаков подвахтенной смены. Мичман Чуркин принял очередную вахту у мичмана Долгорукова.

— Ну что, Петр Михайлович? Желаю вам успешной вахты без каких-либо происшествий. А я, пожалуй, пойду сосну после «собаки»[54].

— Святое дело, Илья Николаевич! «Собака» — она и в Африке «собака». Приятного сна, дружище!

Находясь на капитанском мостике, друзья обращались друг к другу сугубо официально, допуская лишь некоторые вольности, свойственные юности. Ведь они были здесь не одни. У штурвала застыл рулевой и, посматривая на картушку компáса, изредка поворачивал его из стороны в сторону, удерживая фрегат на заданном курсе. Сигнальщик непрерывно осматривал пространство вокруг судна, чтобы вовремя предупредить вахтенного офицера об опасности… Только вахтенный вестовой скучал в одиночестве, готовый, однако, немедленно выполнить любой приказ вахтенного начальника.