Книга На войне. В плену. Воспоминания - Александр Успенский

Наконец, 26 января дошло до нас официальное сообщение о прорыве немцами левого фланга нашей Десятой армии у города Бяла.

О дальнейших событиях, походах, боях и гибели Уфимского полка и всего 20‑го корпуса я пишу, придерживаясь хронологии полкового дневника боевых действий.

Здесь не могу не вспомнить странное, прямо чудесное явление (около того времени) блестящего креста на небе. В один зимний поздний вечер, когда солнце давно уже зашло, солдаты обратили мое внимание на необыкновенно яркие темно-красные полосы на северо-восточной части неба. Полосы эти переливались, словно дрожали, вспыхивая еще более ярким красным светом, как это бывает летом после грозы («сполохи») и неожиданно из этих полос определенно образовался яркий крест, посиял багровым светом и исчез! За ним исчезли и полосы. Небо стало опять темным…

Виденье этого креста, да еще в стороне России (замеченное многими на фронте), дало повод говорить, что это значит?! Были разные предсказатели, но большинство объяснило это явление креста на небе будущей нашей победой над немцами: «Сим победиши!» На самом деле это не сбылось: крест – символ спасения, но и вместе – страдания! По крайней мере, нам, уфимцам, и вообще 20‑му корпусу крест этот возвестил тяжкие страдания!

27 января около десяти часов утра по телефону было передано приказание начальника дивизии генерал-лейтенанта Джонсона о готовности обозов к отступлению и о возможности отхода всей Десятой армии с занимаемых позиций. Указаны тыловые пути. О времени отступления указаний нет, но сказано, что надо быть готовым к нему во всякое время, даже и днем.

28 января в двенадцать часов дня новой телефонограммой отменялось отступление. Приказано командиром корпуса генералом Булгаковым «держаться на занимаемых позициях во что бы то ни стало»!

В это время немцы (армия генерала Эйхгорна) вступили в бой с 3‑й кавалерийской дивизией на нашем правом фланге, обошли ее с севера и заставили отступить.

3‑й корпус (генерал Епанчин, бывший директор Пажеского корпуса), не выдержав подхода противника, не известив соседний наш 20‑й корпус, быстро отошел на Вержболово и Ковно, обнажив таким образом правый фланг 20‑го корпуса (схема № 1).

В 4 часа дня последовал новый у нас приказ об отходе с позиций. Благодаря противоречивым приказаниям свыше то об отходе, то об удерживании позиций, получилось в тыловых частях, в особенности в обозах, – замедление с выступлением, почему впоследствии обозы и тормозили отход строевых частей.

Во исполнение приказа об отступлении наш полк должен был, снявшись с Даркеменской позиции, перейти и занять позицию у Тольмилькемена. (Для ориентировки рекомендуется карта Восточной Пруссии, масштаб 1:300 000, листы 55–56.)

Порядок движения с позиции командиром полка был организован таким образом: к девяти часам вечера в деревне Ваннагинен к штабу полка приказано собраться 2‑му и 4‑му батальонам с пулеметами, оставив на позиции для прикрытия отступления от каждого взвода по восемь человек и полевые караулы, при одном офицере на батальон. Это прикрытие держит огонь до тех пор, пока противник не насядет в превосходных силах. Из офицеров остались на позициях подпоручики Попов и Жук и прапорщик Криницын.

3‑й батальон с пулеметами должен был отойти на деревню Даркемен и там ожидать полк. 1‑й батальон, бывший в дивизионном резерве, еще в девять часов утра выступил в деревню Шестокен и поступил в распоряжение командира 108‑го Саратовского полка полковника Белолипецкого – начальника арьергарда.

Немцы, словно догадываясь о нашем намерении отойти с позиции, в сумерки открыли по всему фронту 20‑го корпуса сильный артиллерийский огонь, а в более важных в тактическом отношении пунктах перешли в наступление. Но, встреченные нашим метким ружейным и пулеметным огнем, а в некоторых местах и штыковым боем, были отброшены с огромными потерями. Здесь я говорю о нашей 27‑й дивизии (3‑го полка), что отмечено и немецкой военной печатью того времени (см. книгу «Winterschlacht in Mazuren»).

Как только стемнело, роты снялись со своих позиций под прикрытием огня остающихся частей, собрались в батальоны и двинулись к деревне Ваннагинен.

Немцы продолжали наседать на оставшиеся прикрытия. В этот день они совершенно прорвали фронт 56‑й пехотной дивизии на участке Спуллен – Генкишкен. Положение создавалось весьма тревожное. Нужно было скорее занять тыловую позицию у Тольмилькемен, чтобы немцы не могли на наших плечах ворваться в нее. Крайне неприятные часы и минуты провели мы у Ваннагинена, слыша отголоски боя у Даркемена, пока не прибыл 105‑й пехотный Оренбургский полк. Начальник колонны генерал-майор Беймельбург (наш бывший командир полка), только дождавшись его, повел колонну к Тольмилькемену через Даркемен – Вальдаунабель.

Дорога была невероятно тяжелая. Последние дни шли снежные бураны и нанесли массу снега, образовав «пробки» в шоссейных выемах.

Полотно железной дороги было занесено, и движение поездов прекратилось еще с 26 января. В снежных заносах тонули орудия, повозки. Люди, сами измученные тяжелой дорогой, увязая по колено в рыхлом снегу, тащили и то, и другое по снежным сугробам на собственных плечах. Там, где лошади не могли тащить, выступали на сцену силы человека и побеждали стихию. Борьба была невероятная! Начавшаяся с вечера снежная метель к полночи превратилась в настоящую снежную бурю. Масса песку и снега секла и жгла лица и руки, а ураганный ветер прямо сбивал с ног измучившихся людей, пронизывая их своим ледяным дыханием.

Все это, вместе с сознанием оставления без боя укрепленной позиции, породило тяжелое моральное состояние в течение этой мучительной ночи.

29 января. В Тольмилькемен полк прибыл в семь часов утра и занял указанные в приказе по дивизии позиции 3‑м и 4‑м батальонами, а 1‑й и 2‑й батальоны составили дивизионный резерв, став в деревне Гросс-Повгаллен. Между прочим, моей роте достался отлично устроенный редут с двухъярусной обороной, крытыми ходами сообщения, проволочными заграждениями, помещением для отдыха с железными печками и нарами и даже окнами! Обстрел был великолепный! Как мы мечтали у Даркемена о такой сильной и благоустроенной позиции!

Вправо от нашего полка занимал позицию 108‑й полк, влево – 105‑й полк (два батальона), штаб полка расположился в деревне Повгаллен. В районе этой деревни была расположена и артиллерия. До трех часов дня о противнике ничего не было слышно. В начале четвертого часа дня на фронте 3‑го батальона обнаружена была разведка противника (пешая и конная), но, встреченная ружейным и пулеметным огнем, рассеялась.

С семи часов утра и до четырех часов дня мы, без отдыха, заняты были очисткой окопов от громадных сугробов снега. Офицеры и солдаты после тяжелого ночного похода мечтали, окончив эту работу, отдохнуть в удобных окопах… но около 4½ часов дня был получен приказ о дальнейшем отступлении на Нассавен, где приказано занять позицию фронтом на север, левым флангом у Нассавена (включительно), а правым у Гросс-Кальвейтшен (включительно). С каким сожалением покидали мы, усталые и голодные, Тольмилькеменскую позицию!