Книга Салтыков - Сергей Мосияш

— В войну, ваше сиятельство, за этим не уследишь, — заметил Лопухин.

— Но напоминать полковникам надо. Мы воюем с армией, не с мирными жителями.

— С полковниками-то можно договориться, но как с казаками? Эта вольница и атакует злее, если богаче впереди трофеи.

— Трофеи пусть берут, но чтоб жителей не обижали.

Но 8 июня прибыл в Либаву[49]генерал Фермор[50]и принял командование корпусом от генерала Броуна, исполнявшего обязанности командира временно. Фермор дотошно стал обходить все полки, вникая в самые мелкие детали: как солдаты обуты? чем их кормят? заменили ли им ружья? как подковали коней?

Зашел и в этапный провиантский пункт. Молодой, невысокого роста премьер-майор, лихо козырнув, отрапортовал:

— Ваше превосходительство, на пункте все в полном порядке, обер-провиантмейстер Александр Суворов[51].

— Уж ни Василия ли Ивановича сынок[52]? А?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Значит, по отцовским стопам идешь?

— Увы, ваше превосходительство.

— Почему «увы», майор?

— В дело хочется, ваше превосходительство, а приходится с крупой да мукой.

— Ты еще молод, Александр, успеешь, навоюешься. Чего-чего, а драки на наш век хватит. А пока готовь обоз с провиантом для Мемеля.

— Да уж за нами не станет.

— А это что за камни готовите?

— Это мы решили ручные мельницы сделать.

— Для чего?

— Мне сдается, ваше превосходительство, в каждой роте, а то и взводе такие мельницы должны быть.

— Для чего?

— Как для чего? — удивился премьер-майор. — На походе, в поле — раз-раз, и муку подмолоть можно.

— Но ведь ее лучше получить готовую с такого пункта, как ваш.

— Лучше, конечно, ваше превосходительство, но не всегда. Дело в том, что мука быстро горкнет, а зерно, допустим, та же рожь, если сухая, может годами лежать и не портится. Сколько уж случалось, мука прогоркла — в пищу нельзя, значит, выбрасывай. А тут мешок зерна взял, намолол в роте — и пеки хлеб.

— Это что ж, Александр Васильевич, сам придумал?

— Жизнь научила, ваше превосходительство. В Новгороде на складе мешков двести пришлось выкидывать. А это ж труд какой в той муке заложен!

Вскоре к Фермеру пришло пополнение, и его корпус увеличился почти вдвое, достигнув шестнадцать тысяч бойцов. Вместе с пополнением прибыла осадная артиллерия. И корпус с пушками и обозом неспешно двинулся на юг, к Мемелю.

Но раньше корпуса к Мемелю пришло шесть русских кораблей. И едва Фермор появился у стен крепости, как с эскадры к нему прибыл связной офицер:

— Ваше превосходительство, контр-адмирал Валронд послал меня, чтоб согласовать наши действия.

— Отлично, лейтенант. Я рад, что вы блокировали крепость с моря. Когда прибыла эскадра?

— Два дни тому назад.

— Была попытка чужих кораблей подойти к крепости с моря?

— Да Не далее как вчера явились две шнявы[53], но, завидев нас, ушли на норд-вест.

— Что предлагает контр-адмирал?

— Мой адмирал предлагает начать обстрел ночью брандкугелями[54].

— Он хочет сразу зажечь город?

— Да. Ночной пожар и обстрел посеет в гарнизоне панику и скорее склонит коменданта к сдаче.

— Ну что ж, неплохая задумка. Но прежде попробуем по-доброму уговорить их. Вы не выяснили, какой гарнизон в крепости?

— Выяснили, ваше превосходительство. В первый же день перехватили катер мемельский. Матросы показали, что в крепости восемьсот солдат и восемьдесят пушек.

— Ну что ж. Гарнизон невелик. Попробуем миром.

Фермор послал к городу офицера с барабанщиком и предложением коменданту сдать крепость, гарантировав сохранение жизни всем солдатам и офицерам. От коменданта пришел категорический отказ: «Мне король поручил крепость защищать, а не сдавать».

— Что ж, похвально, — улыбнулся Фермор. — Это ответ настоящего офицера. — И, обернувшись к моряку, сказал: — Передайте, дружок, адмиралу, что одобряю его план. Пусть начинает, а мы сейчас окопаемся и ударим с суши.

В полночь загрохотали корабельные пушки, в крепости вспыхнули пожары, зловеще осветив кровавым светом подбрюшье низко плывущих облаков. К утру стрельба прекратилась, но дым пожаров в городе застилал окрестности.

Фермор, решив, что горящий город убедил коменданта в бессмысленности сопротивления, послал опять парламентера с предложением о сдаче. Но ответ был резок: «Делайте ваше дело, а я буду свое».

— Хм, упрямец, — покачал головой Фермор, но в тоне слышалась скорее похвала, чем осуждение. — Вызови, братец, ко мне полковника Тютчева, — приказал адъютанту.

Явился Тютчев, здоровый розовощекий крепыш, с лихо закрученными усами. Фермор с удовольствием окинул его взглядом:

— Как у вас с пушками, полковник?

— Заканчиваем установку, ваше превосходительство.

— Когда сможете начать?

— Как прикажете, ваше превосходительство.

— Крепость-то, братец, невеликая, но ногтем не придавишь. И комендант упорный попался, никак на уговоры не сдается. Постарайся, Тютчев, уговорить его.

— Постараюсь, Вилим Вилимович, — заулыбался артиллерист, вполне оценив шутливый тон генерала. — Уговорим, куда он денется.